Ник Кайм
ВЫЖЖЕННАЯ ЗЕМЛЯ
Отчаянье — момент, когда умирает всякая надежда и неизбежность конца обрушивается, как удар меча, направленный прямо в шею, или горячее дуло, прижатое к виску. Если везёт, если фортуна благоволит тебе, то отчаяние будет кратким. Но везёт не всем: для некоторых отчаяние — медленное соскальзывание, разъедающее отречение, подобное тому, как возраст одолевает плоть или ржавчина — металл. Оно опустошает, отрезает всё, чем ты был, и заменяет это чернотой. Так мне говорили.
Я никогда в жизни не поддавался отчаянию. Даже во времена тяжких испытаний на моём родном мире огня и пепла, когда жар обжигал спину подобно клещам кузнеца или са'хрк, жаждущий вкусить моей плоти, шёл за мной по пятам, не верил я в то, что могу потерпеть неудачу. Надежда всегда была со мной.
Тогда я был обычной плотью и кровью, всего лишь человеком, чьи кости не срастаются за минуты, кровь не сворачивается за мгновения, а кожа не такая же чёрная и твёрдая, как оникс. Сейчас у меня глаза из огня, под стать миру, породившему меня сначала как смертного, а затем снова, во время моего превращения в легионера. Мои братья называют меня Ра'станом, а моя рота — капитаном. Сейчас этот ранг почти бессмысленен, потому что не осталось воинов, чтобы обращаться ко мне по званию. Потому я просто Ра'стан. Не просто человек — сверхчеловек, трансчеловек во всех смыслах этого слова, учитывая все преимущества, которые мне даровал отец.
Когда я был человеком, то никогда в жизни не поддавался отчаянию. Всегда верил, что преуспею. У меня была надежда.
Сейчас я космодесантник XVIII легиона, Саламандр, один из Огнерожденных, истинный сын Вулкана… и впервые в жизни я познал отчаяние.
I
Взрыв раздался на далёком хребте, осветив огромную тёмную равнину. Резкая магниево-белая вспышка превратила нашу тёмно-зелёную броню в одноцветно-серую, хотя наши глаза всё ещё пылали подобно огням кузни. Усабиус и я инстинктивно пригнулись и приготовились к предстоящей сейсмической дрожи. Хотя за последние несколько дней даже мерзкая вспышка зажигательных снарядов стала делом обычным. Или недель… даже месяцев? Время перестало иметь значение, когда мы быстро осознали, что живём в долг, а песок в наших часах близок к концу.
Те, у кого более искажённый взгляд на вещи, могли бы сказать, что нам повезло, что иметь вообще хоть какое-то время — само по себе уже удача. Но они бы ошиблись. Мы жили в аду — аду из чёрного стекла, где всё было неправильно и вело к безумию. Даже такой закалённый воин как космодесантник мог сойти с ума от такой подлости. В разных культурах для такого состояния бытия были разные названия. Я слышал, что сыны Русса называют его Рагнарёком. Другие — Армагеддоном. Мы, Саламандры — Темпус Инфернус, или Время Огня. Но я полагаю, что после многие будут называть это просто ересью.
А сейчас мы знали это как Исстван.
