Брентано Клеменс
Рассказ о честном Касперле и прекрасной Аннерль
Клеменс Брентано
Рассказ о честном Касперле и прекрасной Аннерль
Лето только начиналось. Соловьи пели по дорогам всего только несколько дней и умолкли нынешней ночью, обвеянной свежестью отдаленных гроз. Ночной сторож возвестил одиннадцать часов. Возвращаясь домой, я увидел перед дверью большого здания кучку разного рода людей, по дороге из пивной собравшихся вокруг кого-то, сидящего на ступеньках крыльца. Их участие показалось мне столь живым, что, заподозрев какой-нибудь несчастный случай, я подошел.
На ступеньках сидела старая крестьянка и, как горячо ни хлопотали собравшиеся вокруг нее, не обращала на их любопытные вопросы и добродушные предложения никакого внимания. Было что-то поразительное, чуть ли не величественное в том, как твердо эта добрая старушка знала, чего хотела, и устраивалась на ночлег при людях и под открытым небом так, как будто бы была одна в своей каморке. Она накинула на себя фартук, натянула глубже на глаза большую черную клеенчатую шляпу, пристроила свой узелок себе под голову и не отвечала ни на какие вопросы.
"Что с этой старой женщиной?" -- спросил я одного из присутствующих. Со всех сторон посыпались ответы: "Она прошла шесть миль из деревни, она не в состоянии итти дальше, она не знает города, у нее есть друзья на противоположном конце города, и она не найдет к ним дороги". -- "Я охотно бы её проводил,-- сказал один,-- но путь туда далек, а у меня нет с собой ключа от моего дома. Кроме того, она, верно, не знает и дома, куда направляется". "Здесь-то все же нельзя этой женщине оставаться ночевать",-- сказал один из вновь подошедших. "Но она уперлась на этом,-- ответил первый;-- я давно ей сказал, что доведу ее до дому; впрочем, она говорит совсем бессвязно, может быть, она даже пьяна". -- "Она, по-моему, слабоумна. Но здесь ей ни в коем случае нельзя оставаться,-- повторил тот,-- ночь долга и прохладна".
Во время всей этой болтовни старуха, совершенно не стесняясь, точно она была глуха и слепа, закончила свои приготовления, когда же последний еще раз повторил: "Здесь ей все же нельзя оставаться",-- она ответила удивительно низким и серьезным голосом:
"Почему мне здесь не остаться? Разве это не герцогский дом? Мне восемьдесят восемь лет, и меня герцог наверное не прогонит со своего порога. Три моих сына умерли на его службе, и мой единственный внук простился с жизнью; бог простит ему это, наверное, а я не хочу умереть, пока он не будет с честью предан земле".
"В восемьдесят восемь лет отмахать шесть миль!-- сказали окружающие;-- она утомлена и ребячлива, в таком возрасте человек слабеет".
"Но здесь, матушка, вы можете получить насморк и сильно заболеть, да и скучно вам будет",-- сказал один из народа и наклонился к ней поближе.
Тут старуха промолвила снова своим низким голосом, полупросительно, полуповелительно: