А. БлокВсё будет, а меня не будет. —Через неделю, через год…Меня не берегите, люди,Как вас никто не бережет. Как вы, и я не выше тлена. Я не давать тепла не мог. Как то сожжённое полено. Угля сожжённого комок. И счёты мы сведем едва ли. Я добывал из жизни свет,Но эту жизнь мне вы давали,А ничего дороже нет. И пусть меня вы задушилиЗа счастье быть живым всегда,Но вы и сами ведь не жили,Не знали счастья никогда.
1957
АРИФМЕТИЧЕСКАЯ БАСНЯ
Чтобы быстрей добраться к светлой цели,Чтоб все мечты осуществить на деле,Чтоб сразу стало просто всё, что сложно,А вовсе невозможное возможно, —Установило высшее решеньеИдейную таблицу умноженья:Как памятник — прекрасна. Но для делаВся прежняя таблица устарела. И отвечает нынче очень плохоЗадачам, что поставила эпоха. Наука объективной быть не может —В ней классовый подход всего дороже. Лишь в угнетённом обществе сгодитсяПодобная бескрылая таблица. Высокий орган радостно считает,Что нам её размаха не хватает,И чтоб быстрее к цели продвигаться,Постановляет: «дважды два — шестнадцать!»…Так все забыли старую таблицу. Потом пришлось за это поплатиться. Две жизни жить в тоске и в смертной муке:Одной — на деле, а другой — в науке,Одной — обычной, а другой — красивой,Одной — печальной, а другой — счастливой,По новым ценам совершая траты,По старым ставкам получать зарплату. И вот тогда с такого положеньяПовсюду началось умов броженье,И в электричках стали материться:«А всё таблица… Врёт она, таблица!Что дважды два? Попробуй разобраться!. . »Еретики шептали, что пятнадцать. Но обходя запреты и барьеры,«Четырнадцать», — ревели маловеры. И всё успев понять, обдумать, взвесить,Объективисты заявляли: «десять». Но все они движению мешали,И их за то потом в тюрьму сажали. А всех печальней было в этом миреТому, кто знал, что дважды два — четыре. Тот вывод люди шутками встречалиИ в тюрьмы за него не заключали:Ведь это было просто не опасно,И даже глупым это было ясно!И было так, что эти единицыХотели б сами вдруг переучиться. Но ясный взгляд — не результат науки…Поймите, если можете, их муки. Они молчали в сдержанной печалиИ только руки к небу воздевали,Откуда дождь на них порой свергался,Где Бог — дремал, а дьявол — развлекался.
1957
ОСЕНЬ
Вода в колеях среди тощей травы,За тучею туча плывёт дождевая. В зелёном предместье предместья МосквыС утра моросит. И с утра задувает.
А рядом дорога. И грохот колёс. Большие заводы. Гудки электрички. Я здесь задержался. Живу. Но не врос. Ни дача, ни город, Тоска без привычки. Быть может, во мне не хватает огня,Я, может, уже недостаточно молод…Но осень не манит в дорогу меня —В ней нынче одни только сырость и холод. И ноги ступают по тусклой траве. Все краски пропали. Погода такая. Но изредка солнце скользнёт по листве —И желтым и красным листва засверкает. Как знамя, она запылает в огнеПодспудного боя. И станет мне ясно,Что жизнь продолжается где-то вовне,Всё так же огромна, остра и опасна. Да! Осени я забываю язык. Но всё ж временами сквозь груз настроенья,Сливаюсь, как прежде сливаться привык,С её напряжённым и грустным гореньем. И, может быть, будет еще один год. Год жизни — борьбы с умираньем и скверной. Пусть будет тоска. Но усталость пройдёт. Пусть всё будет больно, но всё — достоверно. Порывы свирепы. Не бойся. Держись. Здесь всё на учете: и силы, и годы. Ведь осень всегда беспощадна, как жизнь —Контрольный налёт первозданной природы. И в кронах горят желтизна и багрец. Как отсвет трагедий, доступных не очень…Для дерева — веха. Для листьев — конец. А чем для меня ты окажешься, осень?
Книгогид использует cookie-файлы для того, чтобы сделать вашу работу с сайтом ещё более комфортной. Если Вы продолжаете пользоваться нашим сайтом, вы соглашаетесь на применение файлов cookie.
