Рудов Вениамин Семенович
Последний зов
Вениамин Семенович Рудов
Последний зов
Документальная повесть
Автор этой книги - бывший пограничник, в течение многих лет (1936-1962) нес службу на различных участках рубежей нашей Родины. Его книгу составили роман "Черная Ганьча": о буднях советских пограничников, о боевых делах солдат и офицеров, о крепкой солдатской дружбе и личной жизни командного состава; документальные повести "Последний зов" и "Вьюга" также посвящены славным пограничникам.
1
"... И я сказал: "Жона, ты мне голову не морочь, побереги
глотку. Нужно отправляться. Кричи не кричи - пойду. Мне Советы не
причинили зла: хату не отобрали, в морду кулаками не тычут,
снаряды не заставляют возить. Ну, чем мне Советы насолили?. . А
фашистовцы, пся кошчь, всех перебьют. Нет, жона, тебя слушать
себе хуже. Слезами не поможешь. Пойду - и все".
Вот я, панове-товажыше, спрашиваю, пшепрашем панство: вы не
видите, что под самым боком у вас, под самой граничкой враг стоит?
У них все готово, холера тому Гитлеру в самую печенку и еще
глубже!. . Я, пшепрашем панство, простой хлоп, как думаю, так
говорю. Вот спрашиваю по темноте своей: чего ждут Советы?. . Пока
Гитлер войну начнет, снарядами вас закидает... Откуда знаю?. .
Имеюглаза и уши. Третий день вожу снаряды на артиллерийские позиции
фашистовцев. Для чего им снаряды под вашей граничкой? Танки у них
подтянуты - опять же под граничкой. Понтоны готовы. Всех хлопов
отселяют подальше от границы. Разве сюда не слышно, как голосят
наши бабы?. . Нет, шановное панство, ошибаетесь... Гитлеру верить
нельзя".
(Свидетельство Яна Богданьского)
Дважды подряд негромко, как щелчки, прозвучали автоматные выстрелы, и эхо негулко покатилось в душной июньской ночи над примолкшим, затаившимся пограничьем, но не успело еще заглохнуть, раствориться в близлежащих полях, а вдогонку ему раздался пронзительный женский вопль.
- В районе часовни, - шепотом сказал Новиков, на слух определив пункт, где стреляли.
На сопредельной стороне, неподалеку от реки, где в нескольких метрах от берега смутно угадывались очертания трехбашенной деревянной часовенки, снова дурным голосом вскрикнула женщина и мгновенно умолкла - будто в рот ей забили кляп; раздались слова резкой, как брань, команды. И опять стало тихо.
Ведерников, которому отделенный командир адресовал сказанное, ничего не ответив, продолжал лежать как лежал, замаскировавшись, не обнаруживая себя, словно впал в забытье, сморенный чугунной усталостью. Лишь по его частому дыханию Новиков заключил, что напарник не спит и тоже, видно, переживает, не безразличный к происходящему на той стороне, за границей.
Новиков и сам вымотался. Короткий сон перед заступлением в наряд пролетел незаметно, как если бы его не было. Болели руки и ноги, ныла обожженная под палящим июньским солнцем спина - целый день, раздетые по пояс, всей заставой, не исключая начальника и его заместителей, совершенствовали оборонительные сооружения: углубляли окопы, траншеи, оплетали лозняком ходы сообщения, - маскировали бруствер. К боевому расчету наломались так, что не только бойцы и отделенные командиры, а сам старший лейтенант Иванов, начальник заставы, еле ноги волок.