Читать онлайн «“От него исходили поразительные лучи любви”»

Автор Виктор Кривулин

— Я бы хотел начать наш разговор о Сапгире с момента Вашего с ним знакомства. Когда и как это произошло?

— Это было в Москве, по-моему, где-то в середине 60-х, я уже сейчас точно не помню. Я одновременно тогда познакомился с ним и с Лимоновым.

— Не в Ленинграде? Я читал, что впервые он приехал в Питер в 59-м году.

— Да, Генрих приезжал в Ленинград часто. В нашем кругу он вообще был легендарной личностью. В первый раз я его увидел, по-моему, в 63-м, на каком-то вечере — то ли в журнале “Звезда”, то ли еще где. Как бы официальный вечер для неофициальных писателей, такое тогда практиковалось. А еще раньше я узнал его тексты, от Кузьминского,-последний был его почитателем и знал наизусть.

В то время как-то так получалось, что поэты появлялись парами. Одного Сапгира как бы не было, а был Сапгир-Холин, одно общее лицо. Другое "общее лицо" — Красовицкий-Хромов. Была и "питерская двойчатка" — Еремин-Уфлянд. Парадокс заключался в том, что стихи Сапгира частично приписывались Холину, стихи Холина — Сапгиру, как потом уже стало понятно.

“Барачные” "сапгиро-холинские" тексты имели достаточно широкое хождение в Ленинграде, но мы — питерцы — воспитаны были все-таки на другом и к Генриху относились, честно говоря, немножко свысока. Он не вписывался в "высокую" акмеистическую традицию, которая доминировала в здешней неофициальной среде. Но когда я познакомился с Генрихом, отношение к его текстам изменилось. По крайней мере у меня.

У меня был такой приятель — Михаил Гробман, художник, с которым я знаком с 63-го года. Гробман был человек “лианозовцев”. Он тогда уже собирал биобиблиографические материалы по новейшей культуре, занимаясь и художниками и поэтами одновременно, и сам себя считал поэтом. Он издает сейчас в Израиле художественный журнал “Зеркало”, надо сказать, неплохой журнал. Гробман и познакомил нас впервые.

Знакомство было мимолетным. Подозреваю, тогда Генрих и не запомнил меня.

А первая реальная встреча оказалась довольно забавной. Это был 65-й или 66-й год, когда Генрих писал “Псалмы”. Я приехал в Москву и остановился у моего друга, художника Андрея Лозина — там же тогда постоянно жил Лимонов, только что явившийся из Харькова и пытавшийся "зацепиться" в Москве. В то время он даже еще и брюки не шил, а пытался каким-то образом легализоваться как поэт, литератор. Жил он у Лозина, в буквальном смысле слова, под батареей, на матрасике, постеленном на пол. К нему из Харькова то и дело наезжала жена Аня, существо необъятных размеров, но с красивым, эллински-правильным лицом. Она тщетно пыталась вернуть мужа обратно.

Это был период “СМОГа”. А "смогисты" видели в Генрихе не просто старшего товарища — он был для них, пожалуй, единственным живым авторитетом, кумиром и учителем.

И вот Лозин пригласил Генриха на свою квартиру, где сидели мы с Лимоновым. Генрих жил неподалеку, у Рижского вокзала, Лозин на Ярославском шоссе, за ВДНХ. Вообще, как-то оказалось так, что вся эта компания группировалась вокруг ВДНХ. Где-то в районе Рижской снимал квартиру поэт Володя Алейников. Еще какие-то художники и писатели — теперь уже точно не помню имен — были соседями Лозина. Раньше все они были знакомыпо Сретенке, где жили Стесин и Кабаков, Булатов и Гороховский. То есть условно говоря, Сретенская ситуация перекочевала на север Москвы: новые кварталы, новые дома. И старое "чистопрудное" общение без перерыва. Богема.