Чернов Виктор Михайлович
Русское в еврейском и еврейское в русском
ВИКТОР ЧЕРНОВ
Русское в еврейском и еврейское в русском
7 декабря 2003 г. исполняется 130 лет со дня рождения Виктора Михайловича Чернова - видного политического деятеля России, лидера и идеолога одной из крупнейших российских партий - эсеров (социалистов-революционеров). Чернов родился на саратовской земле (г. Хвалынск), жил и воспитывался на волжских берегах (Камышин, Саратов) и на всю жизнь сохранил глубокую любовь к своей малой родине. Вынужденный большую часть своей жизни из-за преследований царских властей и большевиков провести в эмиграции, он никогда не переставал быть российским человеком, патриотом своей страны.
В то же время по жизни, по ряду направлений деятельности Виктор Михайлович и в России, и за ее пределами постоянно сотрудничал с представителями еврейского народа, многие из которых стали его друзьями и соратниками. Во время пребывания в США после Второй мировой войны местные еврейские рабочие организации обратились к нему с просьбой написать в газету "Форвердс" серию статей с воспоминаниями о близких ему евреях, сыгравших видную роль в истории партии социалистов-революционеров.
Чернов охотно откликнулся на эту просьбу, и на страницах газеты появился ряд его очерков (о М. Натансоне,
Г. Гершуни, М. Гоце и других), которые затем были собраны в книгу и изданы на идиш. Но, кроме этой книги, к сожалению, не переведенной на русский язык, в архиве Гуверовского института войны, мира и революций (США, Стенфордский университет, Калифорния) имеется много рукописей Виктора Михайловича, посвященных еврейскому вопросу (одну из них мы публикуем ниже).
Надо также отметить, что в Амстердамском Международном институте социальной истории находятся многочисленные материалы о поездке В. М.
Чернова в Палестину в 1934-1935 гг. (об этом мы поговорим в следующей нашей публикации).***
Есть в массовом американском еврействе одна необыкновенно характерная и глубоко трогающая не одного меня черта. Это - то теплое чувство, с которым относится оно к России и всему русскому. Им запечатлены все мои наблюдения - от мелких до крупных.
Эти широкие, приветливые улыбки, когда в тебе распознают русского; это живое внимание и участливые расспросы; этот жадный интерес - что-то там теперь и чего можно ждать? Спрашивается: откуда все это. Почему продавец газет в уличном киоске, почему любой приказчик в еврейском магазине, которыми кишит Бродвей [1], так оживляется, почему у него при мысли о России светлеет лицо и загораются глаза.
Что ему судьба Москвы, которую в России он знал лишь по имени и от которой отгораживал его порог "черты оседлости" [2]?
Что ему Россия? Ведь, как ни посмотри, почему-нибудь да покинул же он ее: она к нему поворачивалась в свое время не лучшими, а самыми неприветливыми, суровыми и мрачными своими сторонами.
Ведь даже к родным своим сынам историческая Россия часто бывала как будто не родной матерью, а мачехой; что же говорить о приемных? Откуда же столько какого-то иррационального чувства к ней? Сужу не по личным впечатлениям только, которые всегда случайны и спорны. Но вот бесспорный показатель, который вам подтвердят все сведущие люди. Почему, когда дела на русском фронте идут худо, сразу падает в типически-еврейских районах газетная розница вообще, и розничная продажа еврейских газет - в частности? И почему при известиях о поправлении дел на русском фронте газеты с утра начинают, что называется, отрывать прямо с руками.