Ариман: колдун
Джон Френч
Размышления примарха Магнуса Красного,
записанные в Атеней Калимака.
Пролог
Старик находился при смерти. Прислужники наблюдали за тем, как в его руке дрожит перо, которым он водил по странице. Они не шевелились. В этом моменте ощущалась упорядоченность, та упорядоченность, что восходила до времен, которых ни один из них не мог припомнить, поэтому они просто ждали и смотрели, как старика сводят судороги последних мгновений жизни. Они называли его Летописцем, хотя ни один точно не знал, почему. В конечном итоге причина не важна, а лишь сам факт его существования, а также тех, кто был до него.
Летописец захрипел. Перо остановилось. На пергаменте стали расцветать чернила. Мантия из кабелей, ниспадавшая из его черепа и хребта, задрожала. Он поднял голову и повел ею из стороны в сторону, как будто окидывая взглядом куполообразный зал, как будто металлического визора, ввинченного в его голову, не было, как будто он мог видеть. Его рот беззвучно шевелился, губы пытались выговорить слова без языка. Прислужники в капюшонах и мантиях ждали. Единственным звуком было хриплое стариковское дыхание и шипящее бульканье трубок, подсоединенных к телу.
Кафедра из меди и железа, удерживавшая его дряхлую фигуру, задрожала. Синее пламя свечей, которые окружали кафедру и человека, зашипело и столбом рвануло ввысь, разгораясь все ярче и ярче. Летописец выгнулся дугой. Трубки одна за другой вырвались из плоти, и в воздух брызнула кровь вперемешку с грязной водой. Жидкость вскипала, не успевая достичь пола. Человек беззвучно закричал.
Кабели и трубки засветились от жара там, где соединялись с телом. От старика пошел дым. Руку свело судорогой, и пергамент заляпало чернилами. Визор, скрывавший глаза, раскалился добела и начал плавиться.Прислужники, как один, выступили из ниш, опоясывавших зал. Их было девятеро, все закутаны в серые одеяния, лица спрятаны под серебряными масками, закрывавшими все, кроме левого глаза. Они взяли старика в кольцо. Тот продолжал кричать, но теперь во рту у него что-то шевелилось, что-то билось, вырастая из горла. Он начал выкашливать звуки, которые могли быть словами, но хлюпали и хрипели, будто перебитая трахея и пузырящийся гной. Кольцо прислужников сжалось плотнее. Когда они находились в двух шагах, Летописец замер. Свечи погасли. Звуки, доносившиеся из его горла, превратились в предсмертный скулеж. Старик стал совершенно неподвижен, а затем повалился вперед, упав лицом на еще влажные чернила труда своей жизни.
Прислужники без промедления взялись за работу. Все, кроме одного, раньше уже делали это, и все знали, что времени в обрез. Они подняли дымящееся тело Летописца с кафедры, по ходу дела отсоединяя из разъемов кабели и трубки. В куполе открылся диафрагменный люк. Сверху на лебедке опустили бессознательную фигуру. Порты-разъемы уже покрывали его тело, а визор из серебра скрывал глаза. Из конечностей у него оставалась только левая рука. Прислужники встретили его внизу, подсоединив кабели и сетку трубок, прежде чем поместить за кафедру.