Елена Черникова
Избранное. Том I. Дом на Пресне
© Елена Черникова, 2015
© ООО «ЛИТЕО», 2015
Дом на Пресне
Здравствуй, Вася!
До свиданья, люди добрые! Обращаюсь к вам я, душа, с телом разошедшаяся. Уже в облака поднимаюсь, а всё оглядываюсь: что-то там у вас без меня делается?
Ничего не делается. Высокий дом, в котором я жила, когда была в теле, стоит себе не шелохнется. Рыжая собачка, любившая меня, опять виляет хвостом и подыскивает себе новую любовь. Бдительные слушатели радио, на котором я работала до идейного увольнения, подыскивают себе новую ненависть. А ведь говорил мне внутренний голос, я его Васей звала,
Не оглядывайся, твержу я себе, не оглядывайся.
Земля такая же круглая, как раньше, когда я ещё была в теле.
Бумага, на которой я всю жизнь писала горячо любимые мною русские слова, пока ещё лежит на моем столе, поскольку сорок дней вещи трогать не положено – а потом найдет себе нового писателя. Он тоже будет писать на бумаге горячо им любимые русские слова. Или, упаси Бог, работать на радио в смутное время, когда все страстно хотят по потребностям.
Я лечу куда-то, путь всё уже, теснее, какие-то нежные тени всё плотнее обступают меня и разъясняют местные правила поведения. У нас тут, говорят, строго. А там у нас, говорят, и того строже. Но есть варианты.
Я пока не всё понимаю из их теневого языка. Что-то знакомое, но давно забытое.
Не всё мне ясно. Однако замечаю, что здесь, среди сгущающихся теней, я стала нелюбопытной. Мне наконец-то неинтересно, что будет дальше.
Я легко подчиняюсь здешним правилам, будто знаю их все. Мне спокойно, тревога уходит. Улетаю неведомо куда, а так радостно. Мне нравится! И что всех этим пугают?Дни проходят, годы или века – не знаю, не чувствую. Часы остались на Земле, на стене, висят в моей квартире, тикают. Если их не забыли завести. Здесь нет времени, тиканья, ничего привычного нет – и всё-таки очень знакомая обстановка. Удивительно.
Впереди блеснула золотая точка. Ослепительно прекрасная точка. Золотая. И что ж ты, милая, такая золотая, и почему ж меня к тебе тянет! Лечу, ног не чую. Точка растет, как счастье; превращается в шар, потом в громадный шар, кругом море золотого света – ослепительного, радостного, сияющего золота, которое не режет глаз, поскольку зрение тут иное, не глазное, – и море втягивает меня.
Что это, где я? Может быть, это рай? Странно, очень, но посмотрим. Море огня колыхнулось, как любовь, волна встала высокая-высокая, захлестнула меня ласково-ласково, но крепко, всю обволокла и потащила куда-то с неумолимой силой, и я растворилась в нежнейшем мягком непреодолимом золоте – и – вдруг тьма. Ночь… Ничего. Я нигде. Никто. Сдавлена в пустую точку.
…Кричит женщина. Я отчетливо слышу, что женщина, а не мужчина и не ребёнок. Почему она кричит? Ей больно?
Пытаюсь открыть глаза, но их чем-то заклеило, мне трудно видеть… Стоп! Глаза? Но откуда у меня опять глаза?
Страшным рывком грубая сила, тёмная, совсем не золотая, с болью и хрустом выталкивает меня в ледяную бездну, где топают ноги, суетятся руки, кто-то хватает меня за голову, потом поперек живота, лязгают ножницы, меня бьют и тащат на холодные мокрые весы и победно провозглашают чудовищную чушь: три килограмма пятьсот граммов! И еще глупее: пятьдесят один сантиметр!