Энтони Капелла
Монфорте. Любовь моя
Anthony Capella
UNDRESSING
THE LEMON PRESS
Перевод Ольги Терентьевой и Александры Финогеновой
Глава первая
Белая атласная сорочка на бретельках – одна из самых обычных моделей. Когда я беру ее с полки – осторожно, придерживая за края подола обеими руками, словно что-то очень ценное, – материал кажется мягким, как воск, и нежным, как лепестки роз. Я воображаю капли дождя, дрожащие на поверхности ткани, ведь она не пропускает влагу. Этакие крошечные серебряные бусинки. Если скомкать ткань в руках, она скоро вновь расправится, медленно распустится в ладони, как цветок. А если зарыться в нее носом, она будет пахнуть свежестью и слегка – бумагой.
Но ни о том, чтобы утонуть в аромате, ни о том, чтобы скомкать ткань, конечно, и думать невозможно, ведь, совершая все эти действия, я чувствую на себе пристальный взгляд Франчески. Я позволяю себе эти шалости, лишь когда остаюсь здесь одна: я брожу от одной вещи у другой, словно зачарованная, провожу по ним рукой, ощущая разнообразие текстур: муслин и тюль, воздушные, как сахарная вата, толстая синель, прохладный шелк…
– Хорошо, – говорит Франческа, кивая.
Я сворачиваю сорочку, прокладываю листом папиросной бумаги, сворачиваю еще раз. Бумага чуть просвечивает, она похожа на матовое стекло, на мягкий серый кашемир. Все это необходимо, чтобы сорочка не помялась.
Затем я опускаю аккуратно сложенную сорочку на стопку ярко-бирюзовой плотной гофрированной бумаги; я беру шесть квадратных отрезов и запечатываю между собой наклейкой из переплетенных букв М и G – логотип магазина, который, как мне поведал Стефано, изготавливают на заказ в Милане. Если наклейку отделить, бумага не порвется.
Переворачивая упаковку, я проделываю то же самое четыре раза. И только когда сверток, утолщенный гофрированной бумагой, набирает ощутимый вес, напоминая завернутую мясником нарезку
–
– Хорошо, Натали, – отвечает она. – Может быть, многовато гофры, но в целом очень хорошо.
Она вынимает из пакета коробку и несколькими быстрыми движениями разворачивает ее, убирает бирюзовую гофру и добирается до сорочки. Она берет ее в руки, окидывает ее критическим взглядом, затем одобрительно кивает и, ловко свернув, возвращает товар на полку.
Я очень собой довольна. Мне всего лишь удалось свернуть атласную сорочку к вящему удовольствию начальницы, но мне хочется прыгать и кричать от радости.
Конечно же, ничего такого я не делаю. Мы поддерживаем в магазине атмосферу благопристойной таинственности.
Упаковка товара – это первое, чему я научилась, начав работать в Gavuzzo & Morelli. Выполнение этого, довольно нехитрого задания – впрочем, как и многих других – осложнялось тем, что Франческа была перфекционисткой и требовала, чтобы всё было доведено до автоматизма. «Упаковка является не менее важной частью подарка, чем само белье, – говорила она, заставляя меня проделывать все манипуляции снова и снова, бракуя каждый недочет, не соответствующий ее высоким стандартам. – От того, как подать вещь клиенту, будет зависеть то, как он ее воспримет». Может и так, но мне кажется, весь этот изощренный, доведенный до совершенства процесс упаковки отражал в целом отношение Франчески к тому, что она продавала. Это не просто белье, говорила она, это предметы из мира красоты, которым не занимать самодостаточности; изысканные, как настоящее бальное платье, продуманные, как изделия