Читать онлайн «Ранний вечер воскресенья»

Und ich warte, und ich warte…

Auf etwas.

(Из текста известной песни).

I

Возле Зеленого моста по нечетной стороне Невского проспекта, но не у дворца Строгановых, где, обычно, почти шоколадного цвета подернутый уже старостью мужчина ничем не примечательной наружности всегда в одной и той же белой униформе предлагает бесплатно посетить музей шоколада, а с другой стороны реки, у дома, где, кроме прочего, колышутся флаги с вывеской отеля “Taleon Imperial”, стоял, замерзая в своей обыденности, человек, раздававший листовки. Человек этот может и был чем-то примечателен, но, вы, господа, думаю, согласитесь, что примечательность эта, если она и имелась, вряд ли кому-то бросалась в глаза, коль скоро большинство прохожих не слишком вглядывается в фигуры тех, кто отовсюду протягивает к ним свои руки, пытаясь что-то вручить, причем относится это, как мне представляется, в том числе и к тем немногим, кто принимает предлагаемую печатную продукцию. Особенно сложно заключить что-либо о том, кто пытается тебе что-то вручить, тогда, когда персонаж этот выглядит, скажем, как гипертрофированный плюшевый пончик или странного телосложения зебра.

Наш теперешний герой как раз был одет в костюм чего-то среднего между пломбиром в шоколаде и забрызганным мазутом ластиком – сразу и не разберешь, да и от воображения слишком зависит. Какие-то детали его обмундирования, призванные подчеркнуть что-то очень важное в предлагаемом продукте или услуге (он ведь, вполне возможно, зазывал людей в булочную или парикмахерскую – мало ли что такое может предложить вам бесформенный кто-то на осенней улице), были слабо различимы на фоне общей потертости и запыленности костюма, да они и вряд ли имели смысл. Сам же человек внутри этой бесформенной формы был вполне скрыт, а на свет Божий выступали лишь руки, державшие листовки, да ноги в грязных кроссовках, совершавшие спорадические движения по тротуару.

Лица прохожих примелькались нашему герою примерно в той же степени, что и он сам этим прохожим – многих он видел в первый и последний раз, но, тем не менее, не обращал на них никакого внимания даже и от скуки. Кстати, а было ли ему скучно? Он занимал весьма оживленный участок Невского проспекта, причем работал гипертрофированным пломбиром сравнительно недавно, а потому еще неизвестно, успела ли наблюдаемая через прорезь для глаз картина ему надоесть. Все, что он делал, это стоял изо дня в день на одном и том же месте и протягивал хоть с каким-то усердием имевшиеся у него буклеты прохожим, приговаривая, иногда (не слишком, конечно, разборчиво) что-то вроде:

– Приходите!.

Совершенно заунывное занятие, не требующее ни действительного физического, ни, тем более, интеллектуального напряжения, и вряд ли у кого способное вызвать симпатию. Оживленное уличное движение с людьми и частыми автомобильными гудками могло, пожалуй, создать предпосылки для обращения человека, занимавшегося подобной деятельностью, мыслями к самому себе, внутрь, ведь обнаружить что-либо интересное в таком обычном месте обычной осенью около часа дня не так-то просто. О чем думал наш трудящийся в тот момент? На этот вопрос ответить непросто, зато совершенно точно можно сказать, что он, обращая иногда внимание на лица своей целевой аудитории, смотрел, как правило, не на них, а сквозь них, не оставляя в своей хотя бы и краткосрочной памяти образы этих людей. Многие из них, вероятно, ходили здесь часто и даже в одно и то же время, но наш герой работал пока слишком недолго, чтобы кого-то заприметить даже и случайно.