Мидиан
Книга пятая
Анастасия Маслова
Проходил, одинок и глух,
Замораживая закаты
Пустотою безглазых статуй.
Лишь одно еще в нем жило:
Переломленное крыло.
М. И. Цветаева, 1921
© Анастасия Маслова, 2020
ISBN 978-5-0051-4853-7 (т. 5)
ISBN 978-5-4498-6702-5
Холодное счастье
Ева сидела на скамье и перечитывала свою последнюю запись.
Толстая тетрадь с полустёртым и поблекшим рисунком на обложке являлась её дневником. Это – её сокровенное.
Вчерашним вечером она вдохновенно изложила описание события, что имело место одиннадцатого февраля более чем двенадцать лет назад. И пусть СМИ тысячи и тысячи раз взрывались сенсацией того дня, оказавшегося переломным для Андерса Вуна и торжественным для Даниэля Велиара, его «Semper Idem» и Мидиана. Пусть! Ева всё равно чувствовала потребность обрисовать всё по-своему, собственным словом. Ведь, в какой-то степени, та дата явилась знаковой и для неё.
И она перечитывала, мысленно уносясь в тот голубоокий февраль… Её отвлёк от важного дела неожиданный возглас, совершенно близко прозвучавший: «Извините, красавица!» Молодой человек, проезжавший на велосипеде, оторопел, что мог её окатить водой. Но только лишь лазурный небосвод расплескался в луже. Ева символически улыбнулась тому парню, заинтересованно смотрящему на неё через плечо и уезжающему дальше. Положив тетрадь в свою сумку, она поднялась и продолжила намеченный путь по дороге парка.
Весна дурманила. Она звенела ручьями, проникала в кровь солнечным снадобьем вместе с воздухом, заливалась пернатым тонким пением. Была пасхальная неделя. И пусть снег ещё не полностью растаял, но всё уже обещало буйство цветения, нежную зелень первой, не запылённой листвы. Везде разлита огромная радость пробуждения и оживления.
А Ева шла в задумчивости и грезила о чём-то своём. Мягкий ветер и ласкающее утреннее солнце напомнили ей один эпизод. Он тоже связан с весной, но в то время уже правил май.
.Тогда ей было почти шесть солидных лет, и она возвращалась домой через парк. «Дяди» и «тёти» шли куда-то по своим невероятно срочным взрослым делам. По брусчатке дорожки катались на роликах мальчишки из старших классов. У одной женщины в коляске кричал ребёнок, которого она успокаивала. Нетерпеливо смотрел на наручные часы юноша с букетом… Ева почему-то решила, что свернёт на менее людную тропу. А там, стоило ей под звон крыльев взмывающих серебристых голубей пройти совсем немного, она приметила человека на скамье. И он был ей уже знаком.
И девочка замедлила шаг и приближалась осторожно, постепенно. Казалось, что он невероятно далёк от всего происходящего и окружающего. Точно радость или движение, повсеместно бившие ключом в залитом солнцем мире, его не касались, предназначались не для него. Он держал руки, сомкнутые замком, у своих немых губ. Ночь его волос еле колыхал ветер. Взгляд застыл на одной точке. Он не был обращён на что-то конкретное, внешнее. Он даже не заметил, как в паре метров от него стоит маленькая Ева и видит его непомерную скорбь. Но – ни единой слезы, ни единого намёка на жалость и ропот. Всё там, внутри. В нём. В его душе. И ей захотелось его как-то утешить.