Читать онлайн «Исповедальная пора»

Автор Максим Замшев

Максим Адольфович Замшев

Исповедальная пора

На краю

Когда наступает эта «исповедальная пора» – дело сугубо индивидуальное. Бродский, как мы помним, писал на своё сорокалетие: «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной…» В сорок лет он подводил итоги. Пушкин написал знаменитое «Воспоминание» в 28 лет. Каждому своё.

Когда я читал рукопись Замшева, то вспоминал строку из «Воспоминания»: «Строк печальных не смываю…»

Книга Максима Замшева – невесёлая книга. Но – по ощущению – искренняя.

Пушкина пережил на восемь,Лермонтова – на много,но так никем и не стал. Такую длинную осенья не просил у Бога,но он мне её дал.

Тут нужно вспомнить хорошо знакомый термин – «лирический герой». Необходимость разделять автора и героя в поэзии отнюдь не ставит под сомнение искренность первого. Это специфика поэтического сознания, когда реальные черты мировосприятия и самовосприятия автора неизбежно обостряются.

«Исповедальная пора» – книга по преимуществу любовной лирики. И лирики драматической. И автор находит нетривиальные возможности этот драматизм до читателя донести.

В комнате, что повернулась ко мне спиною,А календарь прошлогодний чему-то рад,Он ведь не знает, что станет потом со мною,Он ведь не знает, что край для того и край,Чтоб за него зайти…

Комната может повернуться спиною к человеку, стоящему у открытого окна…

Можно привести немало удачных, выразительных строк в этом сборнике печальной лирики. Но этим сюжет книги не исчерпывается. В мир автора и героя уверенно входит культура. И тоже во всём её драматизме.

Бессонница. Гомер. И ничего не надо. Но снится Мандельштам у жизни на краю.

Упорное слово «край», трагически осмысленное, не случайно корреспондирует с предыдущими стихами.

Не буду множить примеры. Книга написана просто и искренне. И сурово к самому себе. И это подкупает.

Так же, как меня лично подкупают стихи о Петербурге.

В частности:

Петербург наступает, как интеллигентное войско,Чтобы пленные знали, что их отпускают обратно. Я иду по Фонтанке….

На мой взгляд, книга наверняка найдёт своего читателя.

Автора, пережившего Пушкина и Лермонтова, ждут новые книги. Время есть, и есть возможность совершенствования.

Яков Гордин

«Вот постамент, вот тумба…»

Вот постамент, вот тумба,Что-нибудь с них возьми…Жизнь, как пустая клумба,Вытоптанная людьми. Тянется день вчерашнийК нам из последних сил. Мне ничего не страшно,Я ведь тебя любил. Пальцы теряют цепкость,В воздухе – дух белья. Если что было ценным —Это любовь твоя. Режешь так звонко дыни,Что ничего не жаль. Смерть исчезает дымом,Лёгкая, как вуаль. Может, и жили б складно,Но впереди – мечта. Прошлого нет – и ладно:Клумба стоит пуста.

«Жизнь – труба, предостаточно сажи в ней…»

Жизнь – труба, предостаточно сажи в ней,Трубочиста черно естество. От последней любви не откажешься,Потому что за ней ничего. Потому что за гранью прощанияСединой сиротеет висок,Потому что мои обещанияПревращаются в мокрый песок. Потому что когда ты стараешьсяСделать вид, что тебе всё равно, –Облака уплывают в Сараево,Чтоб боснийское выпить вино,Чтоб хлебнуть за здоровье эрцгерцога,За здоровье Гаврилы, за всех,От последней любви не отвертишься,Потому что уныние – грех. Жизнь – труба, вылетай в неё, молодость!Если некому будет отмыть –Я схвачусь за серпы и за молоты,Чтоб умерить вчерашнюю прыть. А потом, возле церкви, на паперти,Положу, в чём нуждался сильней. Пусть в Сараево сербские материИсчезают из сонма теней. Жизнь – труба. Предостаточно сажи в ней. Трубочисты меняют бельё. От последней любви не откажешься,Даже если черёд не её. Даже если она бестолковаяИ чужой захлебнулась виной. До войны было платье как новое,Но состарилось вместе с войной.