Павел Кренев
ПОЗДНЕЙ ОСЕНЬЮ, НА КАЗАНСКУЮ.
Обыкновенная поморская история
1
Ночью к бабушке Парасье пришел Николай Угодник. Он стоял у нее в ногах худенький, невысокий, седой старичок с добрым лицом. Стоял и тихонько ей улыбался. Парасья совсем и не испугалась.
– Это ты пришел-то ко мне, голубеюшко? - спросила она его. – А я тебе и рада.
Николай ничего не сказал, а только закивал слегка головой и стал манить к себе указательным пальцем. И Парасья поняла: он пришел за ней и зовет к себе. Стало быть, пора помирать.
Бабушка проснулась.
Давно уже Парасья не могла спать больше четырех-пяти часов. С кряхтением и ворчанием насчет своей «проклятушшой поясницы» подняла на локотки сухонькое свое тельце, выпрастала из-под тяжелого старинного одеяла отогревшиеся только к утру ноги, обутые в длинные носочки из овечьей шерсти и, с немалым усилием повернувшись на бок, опустила ноги вниз, уселась на краешек кровати.
Перед нею было окошко, выходящее на море, на морскую даль. Но самого моря пока что не было видно в этот ранний утренний час поздней осени. В окошке стоял сумрак, слегка подсвеченный лежащим на земле тоненьким слоем первого снега. Поздним вечером, когда Парасья ложилась спать, слышала она стенания «стока» - как всегда крепкого восточного морского ветра, грохот волн, ударяющихся о камни, о прибрежную гальку. Постукивали стекла в рамах. Под эти привычные с детства звуки она и уснула.
А сейчас было тихо.
Снежок, вероятно, выпал под самое утро, когда сменился ветер. Он и сейчас все еще падал легкий и тихий, и снежинки в сумраке наползающего на деревню утреннего света, едва пока брезжащего, проплывали мимо окон, словно невесомый ольховый пух.
Баба Парасья весь свой длинный век не любила осень. Эти серые дни, эти вечные морские шторма, холодные ветра, подкрадывающиеся подлой татью, и все больнее кусающий ее старые ноги ревматизм. Особенно тяжело переносила она неизменное для осени и неминуемое для всего белого света сокращение дней. Дневной свет все тусклее и короче, а ночи неизбежно длиннее и мрачнее. В эти длинные, бестолковые ночи мучила ее бессонница, когда приходилось подолгу лежать, уставясь в невидимый потолок и вспоминать нелегкую свою жизнь, переливать из пустого в порожнее разные, многажды обмусоленные уже события, думать и думать, вздыхать о встретившейся когда-то радости и вновь переживать горечь ушедшей печали.
Сейчас, как и всегда, перешел к ней на колени из ножной части кровати кот Мелентий, большой, пушистый и теплый и, утробно замурлыкав, развалился поперек ног. Кот жил с бабушкой уже много лет и всякий раз по утрам ложился Парасье на колени.
Где-то в дальнем углу деревни прогорланил петух. Ему откликнулся второй, третий. И словно какое-то шевеление пошло по дворам. В каком-то хлеву заблеяли овцы, лениво затявкала чья-то собачонка. Так было всегда, когда просыпалась деревня.
Кот Мелетий знал уже, что Парасья сейчас начнет подниматься и перебрался опять на кровать. А бабушка сползла на пол и встала на колени. Так, на коленях, она прошаркала к «красному» углу своей спаленки и остановилась перед иконами.