Александр Астраханцев
Хроника потярянных
© А. И. Астраханцев
* * * Предисловие к настоящей публикации
"Хроника потерянных" пролежала в моем письменном столе 28 лет, и это не мистификация и не литературный прием, к коим иногда прибегают литераторы – тому, что роман закончен в 1990 г. , есть свидетели: уже тогда его прочли несколько писателей, журналистов и редакторов. Да внимательный читатель и сам это поймет – по некоторой робости, с какой я брался за слишком острые в то время ситуации, темы, идеи, бывшие в то время на слуху; теперь-то многие из них уже стали отработанными штампами (как, например, эпизод "медвежьей охоты" для начальства).
Хочу объяснить, почему он так долго пролежал.
Время, когда я его писал – конец 80-х г. г. ХХ в. – было хоть и советским еще, но уже перестроечным: шумным, митинговым, – и писал я его, помнится, легко, с удовольствием, пользуясь элементами сатиры и фантастики, а, написав, тотчас понес, еще, можно сказать, горяченькой, в местное издательство. Однако в издательстве, прочитав, мне его вернули с таким подтекстом: ты его нам не давал и мы его не читали; мы – не самоубийцы.
Я был обескуражен: ведь, окрыленный относительной перестроечной свободой слова, я решил дать в своей книге полный разрез советского общества, начиная с первого лица государства и кончая бомжами, обитающими в тепловых камерах и подвалах; в сюжет были вовлечены крупные областные руководители, чиновники, писатели, архитекторы, рабочие, – это было своего рода социологическое исследование; я шел непроторенным путем и думал, что многим это будет интересно. Я, конечно, понимал, что в редакции, свободной от перестроечной эйфории, еще витает дух осторожности и советской цензуры – но не до такой же степени!
– Да в Москве и не то печатают! – пытался я защитить свое детище.
– Мало ли что Москва! Она нам не указ, – отвечали мне.
– Что вы нашли в романе крамольного? – недоумевал я.
– Как что? А африканские сцены, хотя бы? А взбесившийся танк в финале, который крушит и давит всё подряд, живое и неживое – на что это намек? Не символ ли это всей советской системы, а?
– Но ведь его же подбивают! – попытался возразить я.
– Да, но что он штурмует-то? Самый неприступный бастион в городе, обком партии! Тоже, скажешь, не намёк?
Я ответил, что намёков не делал – писал, как писалось – хотя, конечно, лукавил: я надеялся на эзопов язык, на то, что этот взбесившийся танк в финале всё-таки проскочит через цензуру. Но редакторы были ребята неумолимые и дотошные: легко разгадывали любые иносказания. И время было ещё вполне советское – во всяком случае, у нас в городе.
Однако порядки постепенно менялись, и уже через 3 года в той же редакции мне сказали: неси свой роман, будем печатать; только найди спонсора, который оплатит издание.
И где я его только ни искал! Книга прозы среднего объема стоит дорого, и никто из предполагаемых мною спонсоров не желал раскошеливаться. Или, может, я плохо просил и не слишком низко кланялся?
А "толстые" журналы в те годы были заняты печатанием эмигрантской литературы и накопившегося за 70 лет "непроходного" литературного материала – что им какой-то свежий роман малоизвестного сибиряка!. .
