Читать онлайн «Блики»

Блики

Поспелов Евгений

Е. Поспелов Блики

Когда-то я жил в другом городе, он был древнее и просторнее этого, где я теперь. Холмы и реки его, как черты княжьего лица, были прекрасны и величественны, подобно небу, текущему между белокаменных облаков, лик мерцающей красоты. Там я познакомился с девушкой, умевшей собирать слова, мы подружились, и однажды отправились в Москву навестить ее сестру, актрису знаменитого тогда театра ?На Таганке?.

Так мы оказались в Коньково, на кухне многоэтажного дома, построенного по чешскому проекту, где в тот же час были оставлены хозяевами со словами: справляйтесь сами, а нам пора, встретимся ночью в театре... Ночью?... Мы уже пили самодельное шампанское и закусывали охотничьими сосисками. Баллоны с ?шампанским? стояли рядами под окном, на их широких горлышках торчали туго натянутые резиновые перчатки для санитарной обработки. Перчатки были с длинными запястьями и указывали упруго вверх, надутые газами брожения, и это голосование выглядело очень радушно и приветливо от их открытых ладоней. Мы быстро напились, недооценив матовую искристую бражку, вернее мы не сразу поверили в то, что пьяны от незнакомого и легкого напитка. Надо признаться, что я был всегда голоден, то есть, готов к еде в любое время, как солдат с синдромом жареной картошки и как студент-общажник с неврозом прокормиться на рубль в день. Зная и любя изысканные блюда, в гостях на вопрос что я люблю или хотел бы отведать, с языка падал жареный картофель - глупейшее макдональское состояние ума, стремящееся все упростить до утраты вкуса.

Но на кухне в Коньково холодильник был набит колбасками настолько, что они весело вываливались из него сами - стоило только открыть дверцу. Даже не надо было их "распушать", создавая видимость их прежнего количества. Так что, берясь за второй трехлитровый баллон шампанского, я заметил как мир, наконец-то стал искристым...

"... где-то тут заветные гнезда!

звенят и растут в их лакунах крылья для света... "

Тогда, накануне путешествия, я долго собирался, приноравливался и, в итоге, далеко забросил черновик большой прозы, мне подвернулась литература о Вавилоне, на которой я серьезно споткнулся, мне стало ясно, что в моих суставах еще не хватает нужного количества песка и в голове горят факелы Великих книг - я не дошел до того поворота, когда потребуется собственный светильник для сжигания тьмы вокруг себя. Гильгамеш, оплакивающий дружбу, ищущий бессмертья, увидевший человеческую жизнь как чудный блик от небесного света во тьме, во вселенской ночи.

По ночам, как выяснилось, в театре показывали запрещенные цензурой фильмы. Шли восьмидесятые годы, их вторая половина, ночи драмтеатра после спектаклей становились киносеансами, это делалось под прикрытием повышения актерского мастерства и отчасти было поблажкой перед гастролями по Европе. Фильмы действительно продирали, как обертку, систему ценностей, в которую нас завернули, и было удивительным смотреть их в центре Москвы... Мы возвращались домой глубокими ночами на такси, возбужденные, устало-взвинченные: