Михаил Башкиров
Юность Остапа, или Записки Коли Остен-Бакена
О! Обо мне написали бы совсем другое.
Обо мне написали бы так…
Глава 1
Мать – неизвестна. Отец – янычар
«О баядерка!»
Вы спросите – и правильно сделаете – знал ли я лично Остапа-Сулеймана-Берта-Мария Бендера, можно сказать, бея? Еще бы мне, Коле Остен-Бакену, не знать Остапа!
Насколько близко? Ближе не бывает…
Только ради всех святых, не припутывайте сюда это богатое слово – гомосексуализм.
Оська Турок: да-да, именно так – и не иначе – наша округа поголовно звала будущего безжалостного потрошителя гамбсовских стульев и подпольных миллионеров.
– Оська! Гад морской! Ты слямзил у тети Мани вставную челюсть ее покойного дедушки?
– Турок! Чтоб тебе сдохнуть под забором в непотребном виде! Надо же додуматься – подбить глазик нашему мальчонке!
Смешно и горько, но мы с будущим Великим комбинатором на одно, простите за вульгарность, очко ходили.
Он, родимый, прямо-таки встает пред взором моей, смею надеяться, нетленной памяти: покосившийся, густо беленый, в меру щелястый (ох, те пухленькие девочки!) нужник на краю оврага, заросшего густо заносчивой крапивой и раскидистыми лопухами.
Однажды поутру будущий концессионер-банкрот и жертва неумелого покушения Оська Турок с помощью обыкновенной клизмы старательно обработал ведущие на толчак ступени постным маслом, и соседка наша, полуторацентнерная торговка, крикливая и важная как гусыня, Тамара Леопольдовна Коляржик, потерпела катастрофу. Бесславно сгинуть в зловонной малоприятной жиже ей не дали габариты собственного зада, но этим самым дородным тараном она с треском рассыпавшегося гороха высадила все хлипкие доски задней стенки и, вопя, как тонущий в Бискайском заливе танкер солидного водоизмещения, исполнила потрясающую серию завораживающих и весьма опасных для здоровья кульбитов, умудрившись даже не сломать свою жирно-складчатую шею.
Но вам-то какое дело до нужника – гораздо позже разбитого снарядом белогвардейского крейсера – и до Тамары Леопольдовны Коляржик, которая благополучно скончалась от сыпного революционного тифа?
Вы алчете анкетных данных лишь одного человека.
Вы сгораете от жгучего нетерпения – фактов, молите вы, фактов, фактиков и фактищ!
Вам, по вполне понятным (скрытым) причинам, хочется узреть в упор ту обильную почву, на которой взошло то могучее генеалогическое древо, давшее такой редкостный фрукт.
Но увы, происхождение Остапа Ибрагимовича скрыто непроницаемой пеленой таинственности и окутано мраком неизвестности.
Единственная ветвь генеалогического дуба (а скорей всего, пальмы или кипариса), доступная обозрению невооруженным глазом, вернее, голый обоженный сук – это евойный папаша.
Не уверен наверняка, был ли он действительно турецко-подданный, но чтобы смотреться вылитым янычаром, ему не хватало исключительно широких раздутых штанов, атласного пояса, кривого острого ятагана (у, мамелюки!) и белоснежной чалмы с каратистым изумрудом. Все остальные янычарские принадлежности, включая знаменательный нос (горбинка, ноздри, как у влюбленного мустанга) и бешеный холеристический темперамент, имелись у него даже в избытке.