Наталья Филимонова
Разорванный кокон
А нам…
Нам снились плащи и кинжалыВ наши 12 лет. А времени было мало,И мать выключала свет. Но можно прокрасться мышкой,Подслушать, что все уже спят,И снова устроиться с книжкой,Забравшись с ногами в кровать. И снова – плащи и кинжалы,Дуэли и скрип карет. И дама под темной вуальюПрячет в руке стилет. Ведут корабли капитаны —Неистовый Блад и Грант. И будто не умер – странно! —Безумец граф Рудольштадт. Безудержно и без меры —Читали, как пили вино. Почти ненавидя МольераВ обиде за Сирано. И были плащи и кинжалы,И миру 12 лет. И времени было мало. Потом наступал рассвет. Сладко так спит мое чудовище Франкенштейна…
Сладко так спит мое чудовище ФранкенштейнаГде-то в грудине, за рёбрами там, вот слева. Кутается к зиме, просит налить глинтвейна,Или хотя бы чаю – но с молоком и вареньем. Сшитое кое-как, вышивальным стежком – по коже. Что ты хотел, я ведь шить никогда не умела. Я же теперь с каждым днём становлюсь моложе. Я по утрам просыпаюсь в чужое и странное тело. Дико оглядываюсь каждый раз сквозь чужие глазницы,Вновь закрываю глаза, смотрю вовнутрь. – Что там мой маленький монстр, как ему спится?Спи, мой хороший, мой мёртвый. Доброе утро! Просто так
Летучая кошка Летучую мышкуПоймала намедни. Такие дела. И мышка сказала: – Послушай, братишка!Судьба нас нелепо И глупо свела. Ты делаешь больно Своими когтями!…А я направлялась В заоблачный лес. Летели бы мирно Своими путями. Нам надо так мало От этих небес! Ты кошка, а значит, Ты хочешь уюта,Чтоб клетчатый плед был И миска в углу. А мне только надо Зависнуть под утро,А ночью – лишь ужин И лунную мглу. А кошка ждала Безмятежно и хищно. Она терпеливо Дослушала мышь.
Ответила вежливо: – Милая пища!Какое мне дело, Куда ты летишь? Пусть мыши крадут Макароны на полке. Пусть ангел играет На медной трубе. Пусть рыщут над лесом Летучие волки. А кошка летает Сама по себе. Не слушая больше Предсмертного писка,Она полетела Домой, в облака. За мышку – похвалят. И в синюю мискуЛетучие люди Нальют молока. Нельзя, нельзя оглядываться – пропадешь!. .
Нельзя, нельзя оглядываться – пропадешь!Плачут глаза-провалы и руки-ветки. Ты же не плачь. Понимаешь, ведь все это – тоже ложь. Утром проснешься на петухах – от визгливого крика соседки. Там, за стеной, продолжается вечная, странная жизнь,Там мертвецы пьют свой чай и рожают мертвых. Знаю, что хочется пить, пересохли ручьи – держись,Губы, глаза – однажды тоже остынут и пересохнут. Кожа растрескается, как земля, – дождя!Сердце оставит свой бой и рассыплется прахом. Ты еще можешь оставить на память себе – себя. Ты еще можешь покончить все это единым махом. Или не можешь? Знаешь, назад – как вниз:Стоит взглянуть, и утянет в чертову бездну. Милый, так хочется плакать и пить. – Уймись. Рассыпаться в рифмы: красиво и бесполезно. Помнишь ли, помнишь? Руки, губы, огонь, огонь…
– Помнишь ли, помнишь? Руки, губы, огонь, огонь —Мы за это заплатим! В пропасть, в пропасть!Забывай, забывай! Просто дикий и странный сон,Все терзающий полумертвую чахлую совесть. Видишь, видишь, – рубашка в клетку лежит в тазу:Постирать бы, да вдруг – понимаешь, запах!Не смотри! Видишь, просто соринка в глазу. Просто странные сны снятся утром на кухне, правда?Бейся, бейся в стену, пока не собьешь виска:Прочь гони мысли, запахи, вздохи, стоны. Не моя любовь, не моя печаль, не моя тоска,Не моя звезда, не моя корона.
