Вера Сергеевна Новицкая
Безмятежные годы
Веселые будни
Глава I
Молебен. – Японка
Ну, теперь я совсем настоящая гимназистка, даже и платье на мне форменное! То есть не то, чтобы уж очень форменное, потому на нем есть и складочки, и оборочки, передник тоже с крылышками и кружевом обшит, но все же платье на мне коричневое, а передник черный. Мне даже кажется, будто я немножко выросла, но это, быть может, только так кажется, потому что все-таки я самая маленькая в нашем классе. Как это приятно сказать – наш класс, наша гимназия!
Мундир свой я надела первый раз на молебен, а – представьте себе! – были же такие чудачки, которые в пестрых платьях явились. Вот охота!
Как только мы пришли, сама начальница забрала всех нас, новеньких, и повела в зал на молебен. Жарко было страшно. Две или три девочки из старших классов хлопнулись в обморок, но, говорят, это ничего, всегда так бывает.
Ужасно миленькая: небольшого роста, но толстушка порядочная, личико круглое-круглое, как дядя Коля говорит, «циркулем обведенное», глаза большие, карие, веселые и блестят, точно мокрые вишни. Носуля у нее совсем коротенький, верхняя губа тоже. Засмеется – точно ей все лицо веревочкой кверху подтянут! А зубы большие, белые, тоже как у инспектора, намин-даль похожи. Сама живая, веселая, так и крутится. Дуся!
Вот стала она нас по скамейкам рассаживать.
Я еще за молебном заметила одну ужасно миленькую девочку, в темно-синем платье, с двумя длинными светлыми косами. Мы с ней рядом стояли, а потом, пока шли наверх, и побеседовать немного успели. Зовут ее Юля Бек.
Мне очень хотелось сесть с ней на одну скамейку, да не тут-то было – она высокого роста, и ее на третью загнали, а меня посадили на первую, но не совсем вперед, а во второй колонне от учительского стола. Место-то чудесное, ворчать нечего, но если бы вы только знали, кого со мной посадили!
Ее я тоже раньше заметила, и мудрено проглядеть. Смотрю: японка, ну, право японка! И фасон лица такой, и глаза немного кверху. Фу! Правда, она довольно беленькая, и у нее дивная толстая каштановая коса ниже пояса – но все ж она японка. И вдруг именно меня с ней сажают! Я чуть не заплакала со злости.
Ничего не поделаешь, сидим рядом, но я нарочно с ней ни слова, будто ее и не существует. Вот еще, может, ее дядя или братья русских убивали, а я с ней разговаривать стану! И зачем ее только в нашу гимназию приняли?
Отвернулась. А все-таки интересно. Стала я сперва так вкось на нее поглядывать, а потом не выдержала, повернулась совсем: ведь вместе сидеть будем, поневоле придется в конце концов познакомиться.
Пока я обо всем этом раздумывала, классная дама ходила от одной скамейки к другой и у каждой девочки спрашивала, как зовут, фамилию и кто такая, православная или нет. Добралась и до нас. Я сказала. Потом японку спрашивает: