Читать онлайн «Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена»

Владимир Носков

Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена

ОТ НЕВЕГЛАСИЯ К ВЕРШИНАМ МЫСЛИ

В прошлом году в серии «Библиотека мудрости» издательства «Аванта+» вышел сборник «Русская классика в афоризмах. Золотой век». Настоящая книжка не только дополняет предыдущую, но и расширяет временные ее рамки. Представлены авторы XVIII века – славные предтечи деятелей золотого века русской культуры. И XIX века – времени ее расцвета. И не только потому представлены, что их мысли, суждения любопытны сами по себе. Более широкий исторический обзор позволяет читателю основательнее проследить пути-перепутья отечественной мысли.

Конечно, каждый человек мыслит, рассуждает, высказывает свое мнение по множеству вечных и сиюминутных вопросов. И все-таки мыслителями принято называть тех людей, кто делает это профессионально, для кого труд ума, любовь к мудрости – смысл жизни.

В первую очередь к мыслителям относят философов. Здесь не время и не место разбираться в том, чем философская мысль отличается от прочих. Зато уместно напомнить, что еще недавно в нашей стране оригинальной, системной философии не было вообще. Не зря Н. О. Лосский (1870–1965) начинает свою «Историю русской философии» с анализа работ славянофилов и западников, а это уже середина XIX века. Да что там философия – зачатки социального сознания, широкого просвещения появились при Петре Великом, насаждались его державной дубиной. Раньше попытки не удавались – типографию Ивана Федорова, например, москвичи сожгли, а сам мастер бежал во Львов.

Первый историк русской философии Густав Шпет (1879–1937) назвал периоды Киевской и Московской Руси по-старинному – «невегласием». В те времена книжность удовлетворяла лишь религиозные потребности, да и то с пятого на десятое. «Сколько древние русские поучения и слова говорят о низком культурном уровне, о дикости нравов и об отсутствии умственных вдохновений у тех, к кому они обращались, столько же они свидетельствуют об отсутствии понимания задач истинной умственной культуры у тех, от кого они исходили». Народ на Святой Руси был благочестив, но невежествен до того, что при Борисе Годунове едва треть населения знала «Отче наш», не говоря о других молитвах. Густав Шпет видел причину столь плачевного положения в огромной политической и идеологической ошибке: «Нас крестили по-гречески, но язык нам дали болгарский. Что мог принести с собой язык народа, лишенного культурных традиций, литературы, истории?» В итоге только бахвальство: Москва – третий Рим, но обойдемся без «еллинских борзостей» и пакостного латинства. Просветитель Юрий Крижанич (1617–1683) даже из тобольской ссылки обещал величие России и единение славян, заодно учил власти «немцев избегать и ненавидеть их, как дьяволов и драконов». У них, у немцев, до того дошла «телесная распущенность», что в горнице на пол плюнуть нельзя: служанка тотчас подотрет…

Петр Великий решительно прервал традицию невегласия. Он многого сделать не успел, но вектор российской жизни изменил бесповоротно. И если в XVIII веке науки и искусства стали робко давать обнадеживающие ростки, то философия в ее национальном характере – растеньице нежное, ей заботливый садовник нужен. Традиция нужна, школа. На выучку по воле императора пошли к тем самым немцам. Лейбниц и Вольф лично способствовали еще Петру, потом стали авторитетами Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель. Нет, конечно, и Вольтером баловались, и англичанами, но больше для фронды, а у немцев именно учились. Десятилетиями накапливался, сортировался и отливался в недрах родного языка необходимый для самостоятельного мышления инструментарий – терминология, понятийный аппарат, категории диалектики. В итоге братья Аксаковы заспорили с Чаадаевым и Герценом, а там и до гениальных прозрений Владимира Соловьева рукой подать.