1Два старичка, промаявшись полночи,Пошли на кухню, чтоб попить чайку. Вдруг, после чая, лежа на бокуСомкнут на час недрёманые очи?Покуда он фильтрованной водойНаполнил чайник и зажег конфорку,Она зачем-то белую скатеркуДостала из-под полки выдвижной. Как будто гости… да и стол кухонный,И чай ночной какой-то незаконный,И все-таки поспать они должны…Но он пошел и натянул штаны. На скатерти уже стояли сушки,Ее стакан, его большая кружка,На блюдце пастила и полватрушки,Печенье, вроде шоколадной стружки,Две рюмки, полбутылки «Амарулы». И, чтобы зад не холодить от стула,Лежал на стуле шерстяной платок,Носить который уже вышел срок. Взглянув на стол, со сном простился тяжко,Поплелся в спальню и надел рубашку. Когда вернулся он на этот пир,Еще стояли масло, хлеб и сыр. Супруги, предрассветная пора,Две чашки «Липтона» из одного пакета,И телепередач в ту пору нету,И сна не будет, видно, до утра. И после рюмки белого ликераОн ей рассказывал про африканский фрукт,И что слоны его охотно жрут…Прилично для ночного разговора. С живейшим интересом в третий разОна прослушала его ночной рассказИ с легкой грустью пару раз вздохнула,Что никогда не ела амарулы. Как счастливы! Почти что пройден круг,Но мил и интересен им супруг,И в каждом взгляде, слове иль движеньеОни найдут любовь и наслажденье!2Она решила, что настало времяЧуть-чуть покапать папочке на темя,И разговор от африканской темыСвернуть на наши местные проблемы. «Хотелось мне, чтоб мы на юбилейТатьяны Зуевой, моей подруги давней,Поверх конверта с тысячей рублейДобавили б презент оригинальный…»«Ты говорила, мама, но предмет…Поэзии ведь в этой дуре нет…Ее пороть бы, а не поздравлять…»И начал он свои стихи читать. «Наша жизнь неповторима,И не стоит повторять:С мужем, что ли, нелюбимымДвадцать восемь лет опять?С непонятною работойНе справляться много лет?Что ль в заштопанных колготахСнова есть дрянной обед?Обосравшись в сей юдоли,В кукиш склавши три перста,Попрошу о лучшей долеНезнакомого Христа. Совершенно перестроясьВ помутившихся мозгах,Проповедую про совесть,Про любовь и Божий страх…»Жена заметно огорчилась тут:От них всего лишь милой шутки ждут,О пустяке ведь только попросила,И ни к чему такая злость и сила!И, главное, за что? Простая баба,Не хуже и не лучше остальных.
Не сильно надорвался бы, когда быОн написал простой, обычный стих!«Как ты жесток! Откуда столько злости?Ведь собираемся мы к этим людям в гости!Конечно, мы читать не станем им,Но с настроеньем можно ли таким?!»3«Не бойся, мама, не грусти напрасно!Я напишу для Зуевой твоей:«Ты, Таня, работяща и прекрасна»И зарифмую «юбилей – налей». Писать стихи – веселая работа!Писать для дуры – непосильный труд:Ты пишешь поздравительное что-то,А из тебя насмешки злые прут!Ведь нам, считай, в обмен на наши годы,Дана своя, особенная стать:Мы обладаем чудною свободойНи по какому поводу не врать,Не льстить себе, не падать на колени,О тайном, непонятном не тужить,Чтоб нам десятилетья мерзкой лениНе выдавали за святую жизнь». «Нельзя судить так строго и беспечноЛюдей, что с нами рядом столько лет!Не ангелы они, увы, конечно,Но и у нас такого права нет. Не так уж много подлинных злодеев,Но больше павших в жизненной борьбе. Ведь это все же, папочка, Рассея,Неужто нужно объяснять тебе?Ты хочешь гнев обрушить благородныйНа чью-то виноватую главу?А жертва кто? Космополит безродный,Крестьянин с животиною в хлеву,Профессор с унизительной зарплатой,И жители несчастных наших сел…Они, по-твоему, что ли виноваты?Какой же, все ж ты, папочка, осел!»Чтоб этот спор не стал партийным спором,Пустяк не обернулся бы грозой,Вновь выпили по рюмочке ликераИ закусили сыром «со слезой». Белело небо – то от ТЭЦ далекойДовольно быстро плыли облака. Через тройные стекла еврооконПросачивался гром грузовика. Метро под полом снова стало слышно. По потолку забегала малышка. Жена пошла и погасила свет. День начался. Все – ночи больше нет.
Книгогид использует cookie-файлы для того, чтобы сделать вашу работу с сайтом ещё более комфортной. Если Вы продолжаете пользоваться нашим сайтом, вы соглашаетесь на применение файлов cookie.
