Любовь
Василий устал от рефлексий умственных сношений и бесполых отношений. Он твердо знал, что хочет сам. Но обыватели видели в нем унылую второстепенность. Ему казалось, что он доминант, на деле являясь безнравственной посредственностью – эталоном праздного безделья; по старой привычке он ежеквартально анализировал себя, подотчётно разрушая самим себе иллюзорно присвоенное звание – «информационной передовик». Напрочь позабыв, что сам уже давно не журналист и даже не биограф чьей-то – призрачной абстракции…
Он в мыслях умирал, ясно проецируя свою кончину… дрожа от холода и мрака вожделенно глядя на огонь, в нём представляя раз за разом казнь никчемности себе подобной… в финале казни – вместо погребения под порывы ветра выставление рассыпчатого и сухого праха.
«Всё когда-нибудь будет предано огню… такое не раз, наверное, уже кто-то говорил… или может, я гоню? Мысль свою, впереди планеты всей…»
– Вы явно патологический эстет, – раздалось рядом, от мыслей радикальных отвлекая, девичий голос был приятен, тверд, и кажется поставлен до дикторских высот, сотрясал Василия нутро внезапно ставшее дрожащею мембраной, – не первый раз вы здесь за неделю, месяц, нет(!) за этот високосный год… Именно напротив акцентированного полотна, её изображения…
Василий на скамейке. Не брит. Амбре сигары с коньяком. Плотно меж собою сжаты ноги. Мятый плащ. Галерея. Облик Джоконды перед лицом. Той самой, что с ума свела народы, полмира обращая в мнимый эстетизм, в полу экстаз своей загадочностью.
– Что за зацикленность на времени…? – Василий сам себя едва услышал несвойственными «бархатными» нотами интонируя вопрос, – хотя здесь… время и искусство два понятия неразделимых, где в прочем как ни здесь?…
Собеседник. Вновь открывшийся для непринужденной болтовни – она.
Не дурна собой. И телом тоже. Казалось бы, больна тобой. Если бы не пугающий вас пирсинг над губой. И еще на языке. А может еще… ни кто пока не знает где.– …над вами видимо тоже шедеврально потрудились?… – Василий тяжело уже как из-под пресса печатного выдавил вопрос.
– Вы очевидно про железо? – она поправила «смеющийся» вместе с нею локон волос. «Глаза из бирюзы» за стеклом очков. Губы полны в объеме, бледность кожи впрочем, не такая уж и редкость для рыжеволосой масти… смеется уже вся. – Излишки моего детства или юности полуотреченной…
– Брат брал уроки мастерства у кузнеца? – Василий спрятал вспотевшие ладони, от нее, от гида и его группы, и в первую очередь от полотна Джоконды.
Она смеялась долго. Показательно и театрально, но не ожидая зрительского восторга, букетов от поклонников и криков: «Бис».
– Зачем вам это? – Не выдержал Василий, глядя на отполированные багровые носы своих ботинок.
– Пирсинг? – она в вопросе избавилась от смеха, окинув синим взглядом зал.