Читать онлайн «Дубовые дощечки»

Автор Юрий Шинкаренко

Юрий Шинкаренко

Дубовые дощечки

Рисунки Сергея Григорькика

Я долго не мог придумать, как назвать цикл заметок о нынешних ребятах, материала для которого накопилось достаточно много. А однажды, отвлекаясь от неуютной повседневности (а значит, и от тинейджерских проблем), взялся полистать монографию о фламандской живописи.

Неожиданно внимание привлек малозначащий в общем-то факт: большинство живописных миниатюр XVI века фламандские художники писали на дубовых шлифованных досках.

«Дубовая основа»… Это словосочетание как-то насторожило, вывернулось для меня своим сленговым смыслом (слово «дубовый», полагаю, не нужно объяснять, переводить с жаргона?). Дубовая основа… Дурацкая основа… Основа шизофренической логики…

Разве все то, что будет изображено на миниатюрах, не порождено дубовой основой нашего недавнего, да и нынешнего бытия? Разве не глупостью общественного уклада вызваны почти все ребячьи беды и несуразности их быта, о которых я должен рассказать? Я полистал свои записи разных лет, которые собираюсь обнародовать, и лишний раз утвердился в мысли, что почти за каждой ситуацией, за каждым юношеским портретом, за каждым символом и каждой эмблемой подросткового существования просвечивает дубовая доска, дубоватая наша жизнь.

Кому-то может показаться, что подобное название диктует и свой подход к реальности, усекает многообразие жизни, что все светлое, чистое, духовное может остаться за рамками этих заметок… Отнюдь!

Искать, разглядывать, анализировать светлые поступки цельных натур и любоваться ими я намерен с большим рвением, чем копаться в отходах истории человеческого духа.

И тогда «дубовая доска» — лишь гарант прочности, долговременья, хорошей сохранности… В конце концов, некоторые иконы, если не ошибаюсь, тоже исполнялись на дубовых досках.

Разве нежна она?

Жаргонное слово «усявые» (скорее, полунеологизм, только-только входящий в жаргонный пласт) можно перевести не только на общий литературный язык (там оно значит: убогие, незащищенные, странные), но и на точный язык криминологической науки: виктимные личности, что есть — потенциальные жертвы преступного мира.

Об «усявых» мне много и подробно рассказал Ерч. Ему восемнадцать лет. Он нигде не работает. Профессии никакой нет. Но к «усявым», тем не менее, интерес у него профессиональный: Ерч каждый день выходит в центр города бомбить «усявых».

«Их сразу видно, — говорит он.  — Они — не обязательно хилые и слабые.

Внешне они могут быть богатырями. Они не обязательно «социологи» (т. е. в очках — Ю. Ш. ), могут иметь и хорошее зрение. Но у них есть как бы локаторы: они моментально чувствуют, что их «ведут», что они попали в поле моего интереса. И тогда они начинают делать ошибку за ошибкой. Какой дурак, видя «хвост», попрется в уединенное место? — Эти прутся. Какой дурак, заметя, что гопота села на след, выйдет из автобуса на пустынной остановке, — эти выходят.

Когда я раньше вел жертву, старался, чтобы она меня не заметила. Сейчас, наоборот. Идет какой-нибудь гаврик, на меня косянит, а я не скрываю, что иду за ним н что мне понравилась его американская куртка. Чем быстрее он убедится, что я буду его бомбить, тем быстрее подставится…