Читать онлайн «Христославы»
Автор Николай Лейкин
Annotation
Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».
В рассказах Лейкина получила отражение та самая «толстозадая» Россия, которая наиболее ярко представляет «век минувший» — оголтелую погоню за наживой и полную животность интересов, сверхъестественное невежество и изворотливое плутовство, освящаемые в конечном счете, буржуазными «началами начал».
Н. А. Лейкинъ
I
II
III
Н. А. Лейкинъ
ХРИСТОСЛАВЫ
I
Раза два просыпался Никитка въ долгую Рождественскую ночь, будилъ спавшую съ нимъ на кровати мать и спрашивалъ съ тревогой:
— Мама, не пора-ли? Кажется, пора ужъ идти?
— Фу, Боже мой! Что такое? Что ты меня теребишь? — спросонокъ бормотала мать.
— Не пора-ли идти Христа славить… — повторялъ Никитка.
— Какое теперь славленіе, ежели еще и пѣтухи не пѣли. Спи!
Никитка заснулъ, но черезъ нѣсколько времени опять проснулся и опять тронулъ мать за бокъ.
— Мама! А мама! Я встану. Акинфьевна ужъ копошится въ своемъ углу, должно быть сбирается въ церковь.
— Вотъ мальчишка-то неугомонный! И чего ты меня будишь, подлецъ!
— Акинфьевна ужъ встала. Я пойду Христа славить.
— Ну, куда ты теперь пойдешь? Все еще заперто. Всѣ спятъ. Акинфьевна вѣдь сбирается къ заутрени, а тебѣ ежели сейчасъ послѣ ранней обѣдни — и то будетъ въ самый разъ. Спи.
Никитка лежалъ, но заснуть сразу не могъ. До подвала, гдѣ онъ квартировалъ съ своей матерью, прачкой, доносился слабый звонъ колокола приходской церкви.
Акинфьевна, старуха, занимавшая въ томъ-же подвалѣ уголъ, отгороженный ситцевой занавѣской, продолжала копошиться, и вскорѣ за ситцемъ занавѣски показался свѣтъ ея маленькой керосиновой лампочки.— Который теперь часъ, бабушка? — спросилъ ее Никитка.
— Спи, спи. Еще рано. Пятый часъ. Слышишь, къ заутрени звонятъ… — прошамкала старуха.
Вскорѣ старуха вышла изъ-за занавѣски уже одѣтою въ ветхую заячью кацевейку и въ платкѣ на головѣ, держа въ рукѣ жестяную лампочку и освѣщая себѣ путь.
— Я, бабушка, Христа славить сбираюсь, — сказалъ ей Никитка. — Вотъ изъ-за чего проснулся.
— Рано еще. Какое теперь славленье! Кто не у заутрени, тотъ спитъ.
Старуха ушла. Въ подвалѣ опять воцарилась темнота. Никитка лежалъ около матери съ открытыми глазами и думалъ:
«Ежели мы съ Давыдкой за славленье рубль наберемъ — сейчасъ себѣ салазки куплю. Вѣдь ежели рубль, то это, стало быть, по полтинѣ на брата… По полтинѣ… А салазки стоютъ три гривенника… На заднемъ дворѣ, около помойной ямы, гору устроимъ. У Давыдки лопатка есть для снѣгу… Его лопатка, а мои салазки… Да нѣтъ, я ему не дамъ кататься… Развѣ чуточку… А то онъ сломать можетъ. Пусть свои салазки покупаетъ. И Васюткѣ поварову не дамъ. А возить онъ меня на салазкахъ можетъ… Пусть возитъ. Я даже такъ… Пусть онъ меня съ Давыдкой вмѣстѣ возитъ — и будетъ пара лошадей. Вотъ какъ докторскій кучеръ ѣздитъ на парѣ, что у насъ въ домѣ живетъ. И возжи… И веревки имъ въ ротъ… Вотъ такъ и я», мечталъ Никитка.
