ДЖЕЙМС Х. БИЛЛИНГТОН
ИКОНА И ТОПОР
Предисловие к русскому изданию
За тридцать пять лет, прошедших после первого издания этой книги, Россия сменила политический строй, но собственного лица так и не обрела. В 1991 г. , с падением коммунизма и распадом Советского Союза, перед будущим России открылись более широкие перспективы. Однако после десятилетия хаотической зачастую свободы предназначение России по-прежнему остается неясным.
Я все еще питаю выраженный тогда сдержанный оптимизм в отношении будущего России — и лежащую в его основе веру в то, что ключевым фактором совершенствования является культура. Однако в русской культуре присутствует не только свет, но и тьма, а предсказания кое-кого из лучших русских писателей бросают мрачную тень на воспрянувшие поначалу надежды касательно нового для России демократического пути. Изданная посмертно прощальная повесть Юрия Нагибина озаглавлена «Тьма в конце туннеля». Долго писавшаяся и изданная также посмертно эпопея Леонида Леонова «Пирамида» оказалась мрачной апокалиптической фантазией. Самый популярный из новых прозаиков 90-х гг. Виктор Пелевин в повести «Желтая стрела» пишет: «Весь этот мир — попавшая в тебя желтая стрела».
Внезапно совершившееся в России ниспровержение коммунизма как идеологии и Советского Союза как имперской державы осталось столь же необъяснимым ретроспективно, сколь неожиданным было оно в августе 1991 г. Термин «революция» тут совершенно непригоден.
Все современные революции были насильственными и сочетали в себе возмущение низов с верховным лидерством политизированных интеллектуалов, которые руководствовались светскими идеологиями. Последовательное крушение коммунизма в Восточной Европе и в России полярно противоположно революции. Оно оказалось на удивление ненасильственным, а движущей силой его была скорее «стихийность» народных масс, нежели «самосознание» вождей, вдохновляемых традиционными верованиями и склонных скорее к эволюционным, чем к революционным переменам. Целью было не достижение некоего утопического идеала, но создание «Цивилизованного», «нормального» общества.Историческая метаморфоза России была, в сущности, более нравственной, чем политической. Никто не смог предсказать всей внезапности и полноты крушения коммунизма. Однако обладавшие нравственным видением представители культуры подошли к предчувствию такого конца ближе, чем не позволявшие себе оценочных суждений социологи. Именно в сфере культуры наиболее явственно просматривались признаки того, что за фасадом мощи Советов таится возможность фундаментальных перемен.
Ниспровержение этой мощи было продуктом скорее русской культуры, нежели национального характера русского народа. Ключевые роли сыграли три глубоко укоренившиеся в культуре и всё пережившие силы: православное христианство, восхищение Западом и чувство природы. Но прежде чем переходить к обсуждению того, сколь удивительно сошлись эти силы в отвержении коммунизма, важно проследить роль иных, отличных от русской, национальностей в распаде последней из великих европейских империй.