Annotation
Проза, достойная эпитета «любовная» именно в том смысле, какой вкладывали в это понятие классики литературы. С одной-единственной оговоркой. В заботах о выражении поэзии женской любви все авторы как бы забывают о культурологическом контексте, отчего картина жизни их героинь становится похожа на усердно отретушированную фотографию, где реальные черты лица не разглядеть под кукольно красивой физиономией.
Короткая лесбийская проза
Оглавление
Кэтрин Мэнсфилд
Моник Виттиг
Меррил Машрум
Бет Ньюджент
Виктория Шлутиенберг
Кэти Экер
Короткая лесбийская проза
Оглавление
Кэтрин Мэнсфилд. Leves Amores
Моник Виттих. Les guérillères
Меррил Машрум. Ритуал ухаживания за женщиной в баре (стиль 50-х)
Бет Ньюджент. Город мальчиков
Виктория Шлутценберг. Мой случай (Ménage à Trois)
Кэти Экер. Язык тела
Кэтрин Мэнсфилд
Leves Amores
Мне никогда не забыть гостиницу Тисл. Мне никогда не забыть тот странный зимний вечер.
Я пригласила ее поужинать со мной и затем поехать в оперу. Ее комната располагалась напротив моей. Она согласилась, но — не могу ли я помочь зашнуровать корсаж ее вечернего платья с крючочками на спине? Конечно.
Было еще светло, когда я постучала в дверь и вошла. На ней была шелковая юбка с корсажем. Она умывалась, намыливая губкой лицо и шею. Она сказала, что уже почти готова и что я могу посидеть на кровати и подождать ее. Так я смогла оглядеться.
Комната была мрачной, из единственного выходившего на улицу грязного окошка была видна прачечная с пыльными непрозрачными окнами. Я окинула взглядом низкую кровать, драпированную отвратительной желтого цвета занавеской с узором из виноградных лоз, кресло, гардероб с треснувшим зеркалом и умывальник. От вида обоев, свисавших лохмотьями со стен, мне было физически больно. На заплатах, что были менее выгоревшими и блеклыми, можно было различить узор из роз — бутонов и цветов; бордюр представлял собой шаблонное изображение птиц, один Бог знает, каких.И это было место, где она жила. Я взглянула на нее с любопытством. Она натягивала длинные тонкие чулки и, не найдя подвязки, сказала: «Черт!». В душе я была уверена, что ничего прекрасного никогда не случится в этой комнате, ибо к этой женщине я испытывала лишь презрение, немного терпимости и совсем немного жалости.
Тусклый серый свет, нависший надо всем в комнате, казалось, только подчеркивал дешевый лик одежды, убожество ее жизни так, что и сама она тоже выглядела безрадостной, серой и уставшей. И я сидела на этой кровати и думала: «О, эта Старость! Я позабыла страсть, я оставлена позади прекрасного золотого шествия Юности. Теперь я познаю жизнь театральной гардеробной».
Где-то поужинав, мы поехали в оперу. Было уже совсем поздно, когда мы вышли из театра на переполненную народом ночную улицу — поздно и холодно. Она подобрала свои длинные юбки, и мы молча отправились к гостинице Тисл по белой тропе, окаймленной великолепными золотыми линиями, затем вверх по лестнице в тени цвета аметиста.
УШЛА ли Юность?. . УШЛА ли Юность?