Annotation
Несерьезный роман на злобу дня.
Версия с СИ от 12/05/2008.
Владимир Романовский-Техасец
ГЛАВА ПЕРВАЯ. НАКАНУНЕ
ГЛАВА ВТОРАЯ. ГОСТИ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ВАДИМ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИБЫТИЕ ТРУВОРА ДЕМИЧЕВА
ГЛАВА ПЯТАЯ. МОЛНИЯ, НИКОГО НЕ РАЗБУДИВШАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ. КОРРЕКТИВЫ
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ТЕЛЕБЕСЕДА С ФОКУСАМИ, ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИНТЕРМЕЦЦО
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. НЕОБХОДИМОСТЬ ВЫХОДА НА СВЯЗЬ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ВЫХОД НА СВЯЗЬ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ТЕЛЕБЕСЕДА С ФОКУСАМИ, ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. БУРЯ
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЛЕСТНИЦЫ И КОРИДОРЫ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. НОВЫЙ ЧЛЕН СТАРОГО ОБЩЕСТВА
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. КТО ТАКОЙ МАЛКИН
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ.
СЕЙСМИЙЧЕСКИЕ АБЕРРАЦИИГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. СТРАННИКИ
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, ЭПИЛОЖНАЯ. НЕБЛУДНЫЕ ДЕТИ
Владимир Романовский-Техасец
РУССКИЙ БОЕВИК
ГЛАВА ПЕРВАЯ. НАКАНУНЕ
Нужно было начинать репетицию, но разразился прямо на сцене дичайший скандал. Василиса Бежкина, дорвавшаяся к сорока пяти годам до исполнения титульной роли в опере итальянского композитора Джузеппе Верди «Аида», кричала надрывно, открытым голосом, рискуя повредить связки, что это, блядь, мусульманский заговор против нее, и что черножопые наконец узурпировали власть, а жиды в лице ответственного за художественную часть Бертольда Абрамовича Штейна, им потакают, ибо продажны. Помощник дирижера Алексей Литовцев возражал писклявым голосом, время от времени бросая палочку на пульт, и грозил скорым появлением в театре страшного Валериана. Бас Димка Пятаков, по задумке поющий партию африканского вождя, насмешливо сообщил, что Валериан не то в Нью-Йорке, не то в Лондоне, и дела ему до нас нет никакого. Василиса на это единожды взвизгнула в том смысле, что сука Валериан — тот же мусульманин, и справедливости от мусульман ждать не приходится русскому человеку (это она имела в виду себя). Абдул Рахманов, тенор, готовящий партию эффектной внешности воителя Радамеса, бледнел восточной бледностью, кусал губы, раздувал крупные ноздри, и молчал, яростью переполняемый. Бертольд Абрамович Штейн, в самом начале скандала крикнувший проникновенно, что не потерпит в театре антисемитизма, и удалившийся в артистическую, вернулся и зычно потребовал, чтобы все заткнулись на хуй.
Аделина, прибывшая в театр через две минуты после начала скандала, стояла у правой кулисы, постепенно вникая в суть перебранки.
Оказалось, что Симка Кедрина, коей предписано было исполнять партию дочери Фараона, жестокой Амнерис, совершенно неожиданно подписала договор с каким-то замшелым немецким театром, не то в Дюссельдорфе, не то в Кельне — в данный момент кто-то из администрации спешно выяснял, с каким именно, и есть ли в Дюссельдорфе оперный театр. По идее, Симка не имела права этого делать, поскольку репетиции уже начались, а контракт с главным театром Санкт-Петербурга — все-таки не хуй собачий. Но, поразбиравшись в бумагах, администрация обнаружила совершенно неприличный факт, а именно, что никакого договора в Питере у Симки нет. Симку пристроил в прошлом сезоне ее меценат, человек степенный и влиятельный во многих смыслах, с добродушно-надменным лицом, и договор намеревались подписать, чтобы все выглядело делово, а не как в борделе в Купчино, но Симка отгудела Полину в петрухином шедевре, а затем Маддалену у Верди, и все так удивились, что она вообще может петь, что о договоре как-то забыли.