Дождь прибил папоротники к земле, опасно обнажив вход в пещеру. Но кабанам несвойственно разглядывать то, что выше их голов, и они, свирепо хрюкая, продолжали рыть синий песок, выкапывая жирные, лоснящиеся корешки. Человек проснулся и вновь порадовался тому, что нашел синий песок. В поисках его он странствовал среди болот от полнолуния до полнолуния, то было долгое и тревожное путешествие.
Пещера имела второй выход, и ветер с диким завыванием устремлялся в каменный лабиринт. Охапка свежесорванного тростника, служившая постелью, сочилась болотной влагой, и ночь не принесла освобождения от усталости. Но человек радовался находке и чувству безопасности: каменная осыпь ниже входа в пещеру была крута и высока, кабанам ее не одолеть. К вечеру они уйдут на водопой, и тогда он займется тем важным и многотрудным делом, ради которого шел навстречу стольким испытаниям.
Все эти дни он тащил на плече тяжелую связку мотыг. Теперь любовно перебирал их, дотрагиваясь пальцами до острых лезвий, широких и узких, раздвоенных, как рыбий хвост, подобных птичьему клюву, с тремя, четырьмя зубцами… Каждая мотыга имела свое имя: Землеруб, Тяжелый Удар, Глубокая Яма… Человек долго перебирал мотыжные лезвия, пока не выбрал самое тяжелое и широкое, прозванное Делателем Мозолей. Редкие мужчины отважились бы подступиться к земле с такой широкой и тяжелой мотыгой.
А когда приладил лезвие к ясеневой рукояти, вышел на поляну и бросил мотыгу круто вверх, так, что она завертелась, превратилась в мерцающий диск. Диск летел под облака, падал вниз, тут встречала его широкая ладонь, да так ловко, что диск разом превращался обратно в мотыгу и влипал самым концом рукояти в приготовленные для встречи пальцы. Вверх-вниз летал мерцающий диск, а человек, забыв про одиночество, громко смеялся. Его забавляла эта придуманная им самим игра, он называл ее Праздником Мотыги. Потом наступил праздник Первого Удара, были упругий синий песок и вязкая, цепкая глина. Когда мотыжное лезвие ненароком вонзалось в скрытый камень, высекались искры и запах глины смешивался с запахом гари.
Лезвие быстро иззубривалось, и человек сокрушенно качал головой. Железо ковал и острил он сам, никто не помогал ему, и каждая искра, уносившая кусочек металла, больно колола в самое сердце.Вечером, сидя у пещерного костра, он долго рассматривал израненное лезвие. Размышлял. И наконец надумал закруглить края пластины, чтобы при ударе о камень скользила она вбок и не наносила раны сама себе. Довольный своим важным открытием, человек уснул. Ночью закачались, испуганно забормотали деревья. Показались клубы черных туч, мир замер и раскрылся навстречу грозе. Ночь еще больше потемнела, сверкнула молния. Ослепительно яркая стрела пронзила сосну, подняла облако пара из сырой земли у корней и подожгла само дерево. Верховой огонь лохматыми рыжими лапами прошелся по верхушкам осин, и загорелась вся приболотная роща. Стараясь достать верховой огонь, снизу подскакивали огоньки поменьше, они подпалили коричневый тростник. Но редкий перестук первых капель дождя слился в сплошной рокот, и ливень загасил пламя. К утру пришел медведь, понюхал теплую золу и обиженно заворчал, когда угли, разгоревшись от его дыхания, красными пчелами ужалили нос. Медведь надулся от обиды и мохнатый шаром укатил восвояси.