Читать онлайн «Письма к родным. 1844-1849»

АКАДЕМИЯ НАУК СССР ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ Й

ИВАН СЕРГЕЕВИЧ АКСАКОВ Фотография А. И. Деньера. ИР ЛИ. Ленинград

И. С. АКСАКОВ ПИСЬМА К РОДНЫМ 1844-1849 ИЗДАНИЕ ПОДГОТОВИЛА Т. Ф. ПИРОЖКОВА МОСКВА «НАУКА» 1988

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ СЕРИИ «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ» : Н. И. Балашов, Г. П. Бердников, И. С, Брагинский, М. Л. Гаспаров, А. Л. Гришунин, Л. А. Дмитриев, Н. Я. Дьяконова, Б. Ф. Егоров (заместитель председателя), Н. А. Жирмунская, Д. С. Лихачев (председатель), А. Д. Михайлов, Д. В. Ознобишин, Д. А. Олъдерогге, И. Г. Птушкина (ученый секретарь), Б. И. Пуришев, А. М. Самсонов (заместитель председателя), Г. В. Степанов, С. О. Шмидт Ответственный редактор И. Г. ЯМПОЛЬСКИЙ 4702010100—257 © Издательство «Наука», 1988 г. А042(02)—88 без объявления Составление, статья, прим. ISBN 5-02-012712-4

1844 1 11 часов вечера 5 янв<аря> 1844. Рязань 1. Вот уж более суток, как я в дороге, милый отесинька и милая маменька 2, и я уже почти за 200 верст от Москвы. Почта отсюда отходит в Москву не ближе субботы, и потому это письмо вероятно придет в одно время с тамбовским. Не знаю, получили ли вы мое коломенское письмо?3 Здесь нашел я Чаплыгина4, который мне очень обрадовался. Он, однако, расстроен, кажется, относительно денежных обстоятельств.

— Здесь мы пьем чай и ужинаем, поэтому я не могу представить вам полную картину нашего путешествия. Из Тамбова напишу письмо аккуратное и большое. Я, слава богу, здоров, сижу преспокойно в кибитке; между тем как Оболенский3 должен оставаться в лежачем положении. Что Олинька?6 Долго не буду иметь от вас писем. Прощайте, меня торопят, обнимаю вас и всех прочих, Олиньку в особенности. Ваш сын Ив. Аксаков. А<нне> С<евастьяновне>7 мое почтение. 2 Кулеватово Тамб<овской> губ<ернии> 1844 г<ода> янв<аря>81. Наконец, после 3-х суточного путешествия, после ночи, проведенной на мягком диване, окруженный всеми удобствами жизни, расположился я на досуге писать к вам, милый отесинька и милая маменька, милая Олинька и все прочия братья и сестры 2. Хочу обратиться к началу своего путешествия и представить подробно картину нашей дороги. — Когда мы выехали из Москвы, то погода сначала была благоприятна, но потом пошло снежить, поднялась мятель, и я увидал, какие неприятности готовит нам зимний путь. Шапка, воротник, глаза, все набивается снегом, все мокро, ни до чего нельзя дотронуться, нельзя повернуться — это все очень несносно, особливо, если до станции далеко. Первую ночь был я в таком расположении духа, что не спал почти; Бронницы проехали ночью и очутились в Коломне часов в 6 утра. Приятно, однако же, после снега и мятели, очутиться в теплой комнате. С помощью погребца3 мгновенно стол покрывается скатертью, стаканами, ложками, закуриваются трубки и сигары, нали-

4 И. С. Аксаков. Письма. 1844 вается чай, и мы наслаждаемся и теплом, и покоем. Конечно, за эти минуты благодарны мы неудобствам зимы! Потом, когда снова усадишься в повозку и тронутся лошади и зазвенит колокольчик, то разговор сначала идет живо, и мы докуриваем еще на станции закуренные трубки. Но до новой станции долго, колокольчик так однозвучен, вид так однообразен: всюду белая равнина, сливающаяся с серым горизонтом, — что разговор мало-помалу прерывается, наконец пресекается совсем, и каждый задумывается бог знает о чем. Всякая определенная дума становится неопределенною и неясною, в голове мелькают смешанные образы, сначала те, которые ближе к сердцу, потом, по какому-то часто чудному сближению, за ними выходят и другие... И как-то привольно это состояние, это пребывание в переливе мыслей и образов. И это забвение, эти сновидения наяву так отрадны, что, кажется, все бы тонул в них глубже и глубже, и эти минуты вознаграждают за претерпеваемые физические неприятности. Вечно вращаясь в кругу скучной и пошлой действительности, я по воспоминанию чувствовал потребность в таких ощущениях, которые очищают душу. О, если бы у меня было в это время все легко на сердце!. . Но два или три часа езды утомляют моего спутника, он оживляется, бранит ямщика, я и сам приподымаюсь и начинаю ощущать необходимость приюта на некоторое время; и вот подъезжаем и опять вылезаем; приходит аппетит, о котором мне за полчаса странно было бы и вообразить, завтракаем, курим и опять та же история. Оболенским я чрезвычайно доволен. Он добрейший малый и еще меньше имеет прихбтей, нежели я. Днем он больше все сидит на облучке, час- тию для собственного удовольствия, частию для человека (славного и расторопного малого), который на это время занимает его место и высыпается порядком. На станциях иногда просиживаем дЪ часу. Вообще ехали мы очень тихо, ибо дорога преухабистая; к тому же снегу такая бездна, а по дороге так мало езды, что ее совершенно заносит. Мы не встретили ни одного проезжающего! Что касается до денег, то мы распорядились так: первую сотню трачу я, вторую он и т. д. Доехать до Давыдовых4, со всеми издержками, считая и водку ямщикам (а мы не давали меньше гривенника), стоило нам 100 р<ублей>. Теперь черед Оболенского. — В Зарайске мы обедали, т. е. нашими провизиями и запивали ложками мадерой. В Рязань приехали вечером, остановились в гостинице Варварина, где стоит и Чаплыгин, которому я сделал неожиданный и приятный сюрприз. Он в отчаянии, что ему не шлют денег из деревни, но, впрочем, совершенно доволен, со всеми рязанцами подружился, словом dans son assiette*. На днях внов^> предписал управителю отнести ко Грише деньги5. Рязань показалась мне славным городом. Поужинавши в ней и заплатив ужасно дорого за постой, мы отправились. Чай пили в Суйской, а в Ряжске пообедали. Из Ряжска должно нам было спускаться по крутой очень горе, но лошади не выдержали, понесли, и мы находились в довольно критическом положении, припрыгивая на поларшина, что, впрочем, нас нисколько не смутило: напротив, мы хохотали до слез. Надо признаться, что на 2-ой день нашего пути В своей стихии (фр. ).