Цебрикова Мария Константиновна
Письмо к Александру Третьему
Письмо к Александру III
Всякого, кто ознакомится теперь с некогда столь нашумевшим письмом М. К. Цебриковой, поразит его чрезвычайная умеренность.
Цебрикова ни единым словом не касается вопроса о несовершенствах самодержавия как государственной системы, она вполне допускает, что и самодержавие может спасти Россию, если только до монарха будет доходить правда, наконец, она с глубоким уважением говорит о личных качествах царя.
И тем не менее лишь "шестой десяток" спас писательницу от суровой кары, и ее сослали только в глухой городишко Вологодской губернии. По "закону" ее ждала каторга.
В наши дни даже партия правового порядка выставляет более радикальные требования, чем сотрудница радикальных "Отечественных записок", в наши дни даже военно-полевому министерству Столыпина не пришло бы на ум возбудить преследование против автора "Письма".
Но в том-то и трагизм русской жизни, что все уступки, которые русское правительство делает русскому обществу, оно делает поздно. Не имея само ни малейшего желания отказаться от самовластия, оно знает только одно неизменное правило: не давать в полном объеме того, что требует данный момент. В виде
Несмотря на свою чрезвычайную умеренность, письмо Цебриковой принадлежит, однако, к замечательным произведениям русской публицистики.
Всякое явление надо рассматривать в исторической перспективе и с точки зрения того, сколько в данном случае вложено почина. Легко идти по проторенным дорогам, трудно их прокладывать.И вот почина-то в письме Цебриковой чрезвычайно много. Нужно вспомнить тот ужасный момент, когда письмо писалось. Это был кульминационный пункт победоносцевщины. Страшное, в своем глубоком презрении к человеческой личности, миросозерцание "великого инквизитора" давало окраску всей государственной жизни. Ничем не прикрытое светогасительство, ничем не стесняющаяся аракчеевщина, подавление малейшего проблеска общественности стали лозунгом всех органов власти, образованию и просвещению была объявлена ничем не прикрытая война.
Но далеко не этим одним была страшна реакция, наступившая с 1881 года. Еще страшнее было то, что реакция была не только бюрократическая, но и общественная.
В 80-х годах не только средний обыватель спрятался в подворотню, но и произошла печальная перемена в настроении самых высоких духом слоев русской интеллигенции. Крушение надежд путем активного воздействия достигнуть осуществления демократических идеалов ведет за собой не только уныние, но и разложение прежней демократической программы. Порыв к самопожертвованию, жажда правды, тоска по идеалу начинают исчезать в самой чуткой части русского общества -- учащейся молодежи. Происходит характерная перемена в распределении ролей между "отцами" и "детьми". "Отцы" 80-х годов, которые в 60-х годах были "детьми" и в житейской борьбе не растеряли идеалов молодости, высмеиваются теперь своими "детьми" -- восьмидесятниками, "трезво" относящимися к задачам жизни вообще и своей благополучной житейский карьеры в частности. Отец-идеалист и сын -- грубый практик становятся излюбленными типами чутких к злобе дня бытописателей. Но, что всего хуже, наступила полоса того, что, по имени крупнейшего из летописцев ее, можно назвать чеховщиной. Полоса мрачной и безнадежной тоски, полоса полного нравственного банкротства.