Дмитрий Филиппов
Я - русский
(роман)
... Так что нам делать, как нам петь, как не ради пустой руки?
А если нам не петь, то сгореть в пустоте;
А петь и не допеть -- то за мной придут орлики;
С белыми глазами, да по мутной воде.
Только пусть они идут -- я и сам птица черная,
Смотри, мне некуда бежать: еще метр -- и льды;
Так я прикрою вас, а вы меня, волки да вороны,
Чтобы кто-нибудь дошел до чистой звезды...
Борис Гребенщиков "Волки и вороны"
Пролог
Этот текст я отыскал в бескрайних просторах рунета на одном литературном сайте. Знаете, сеть пестрит площадками для непризнанных гениев. Их никто не читает, но они все равно загружают свои творения, комментируют друг друга и страшно этим гордятся, упиваясь собственной непризнанностью. Но с этим текстом вышло иначе. Он зацепил меня так, как давно не цеплял ни один роман. Когда держишь в длинной памяти две-три тысячи последних прочитанных книг, тебя уже трудно удивить слогом или сюжетом. И каждое такое удивление воспринимается как открытие. Новые Гоголи, конечно, не рождаются. Рождаются другие.
Я публикую его под своим именем, потому что художественно и стилистически обработал материал, и еще потому, что автору плевать, под каким именем публиковать роман. Плевать, опубликуют ли его вообще. Но рукописи не горят.
Я заранее извиняюсь перед всеми, чьи национальные чувства будут задеты. Никакую рознь ни я, ни (я уверен) автор разжигать не хотели. Просто в этом тексте вещи называются своими именами, без сглаживания острых углов. Мы так часто стремимся их сгладить в нашей жизни, что не замечаем, как сглаживаемся сами, наши лица стираются, фразы становятся скучными и усредненными. Глаза тускнеют. Плечи опускаются.
И так день за днем, год за годом, из века в век... Нет, мы что-то еще собой представляем в молодости, когда юношеский максимализм не дает нам забыть, что человек - это звучит гордо. Должно звучать, по крайней мере. А потом начинаем сглаживать углы. И нечего пенять на жизнь - это мы такие.
Речь пойдет о самом недавнем времени. Точнее, об одном годе из жизни. Год как год, ничего особенного, бывают и лучше, и хуже, но почему-то именно в это время оформляется окончательное понимание тухлости и прелости всех процессов, что происходят в нашей богатой и огромной стране, в людях, ее населяющих, в мире, где страна вольно разлеглась шестой частью света.
Мне очень нравится один эпизод из жизни замечательного русского писателя Гайто Газданова. Он жил в Париже, эмигрант первой волны. После революции уехал во Францию, и долгое время зарабатывал на жизнь шофером такси. Один раз он отвозил с вокзала клиента, какого-то богача, холодного, холеного, высокомерного. Богачи одинаковы во все времена. Когда Газданов остановился у нужного адреса, клиент приказал ему отнести чемоданы наверх, на пятый этаж. Не попросил, не извинился, просто обратился тоном, не терпящим возражения. Газданов отказал. Клиент искренне оскорбился, назвал писателя хамом и выскочкой.
- Послушайте, любезный, - обратился писатель к французу, - согласитесь, будет странным, если я попрошу вас поменять колесо на моей машине или заменить свечи в двигателе. Вас разозлит подобная просьба. Так почему вы думаете, что я должен таскать ваши чемоданы на какой бы то ни было этаж?
