lSSN 0042—8779
ВОПРОСЫ
ТСТОРИИ
ИСТОРИКИ О ВРЕМЕНИ И О СЕБЕ
Мои заметки
Ю. В. Готье
1920 год
20 марта/2 апреля. Известия, привезенные из Москвы, убеждают, что Кизеветтер был арестован в связи все с тем же делом об общественных деятелях 1 . П. рассказывал мне по этому поводу любопытные вещи о том, как жена Л. выдала его ю ревности. О русская неряшливость и легкомыслие! Затем разговор перешел вообще на русскую и специально кадетскую кружковщину, которая пронизала и Земский и Городской союзы: чтоб так преуспеть, надо было принадлежать [к] группе «Русских Ведомостей» или к кадетской партии. Потом перешли на кадетские приемы: оказывается, что очень важные дела поручались самым легкомысленным людям, например, Ю[рьевой]. Об этой последней я припомнил то, что она говорила мне, когда я утверждал, что борьба никакая невозможна, а что единственный исход — уходить. Уезжайте к вашим кадетам! — А как же их вещи?! Это был крик сердца и истинное отражение того, как кадеты обращаются со своими, с преданными им людьми. А чужих они просто выметают, хуже даже, чем большевики. Благодушие мое продолжается. Стараюсь отдохнуть и набраться сил. Лекциями я очень доволен. Накупил все, что мог. Теперь хочу только видеть Володю.
21 марта/З апреля. Конец пребывания в Иваново-Вознесенске; сегодня вечером трогаемся; впечатления такие же хорошие, как и в первый раз; однако чувствуется, что надо в Москву, где все-таки ближе к какой-то машине, с помощью которой ближе можно следить за своей судьбой. По газетным сведениям, на съезде РКП произошел раскол из-за начал единовластия и коллегиальности 2.
Некоторые думают, что это может иметь значение. Я не разделяю такого мнейия: милые бранятся, только тешатся.27 марта/ 9 апреля. Почти неделя в Москве. Не записывал по обычным соображениям. Первое, что я узнал в Москве, это то, что вопрос о поездке за границу за книгами безвозвратно отложен впредь до того, как будут налажены сношения ло внешней торговле. Это значит оттяжка на несколько месяцев, в лучшем случае. Других неприятностей я здесь не нашел, но я давно не испытывал такого прилива душевного мрака, как в эти дни. И, разбираясь в нем, я вижу что это мрак светлый и спокойный — это результат ясно сознаваемого спокойного и холодного ужаса перед тем, что есть и будет. Смерть всей русской жизни есть факт, уже совершившийся, без надежды на скорое возрождение. Когда видишь этот грязный, разрушенный город, наполненный дикими людьми со звериным образом, берет стыд и ужас. Вчера и третьего дня мне пришлось походить по таким улицам Москвы, на которых я очень давно не был, и, может быть, этот поход по московским улицам еще сильнее подействовал на мою психику. уж, кажется, привык, а все-таки больно и жгуче стыдно принадлежать к народусамоубийце, опоганившему все.
Очередной визит на дорогую могилу опять заставил меня открыть новых знакомых на
Продолжение. См. Вопросы истории, 1991, 6-—12; 1992, 1—5, 11—12.
кладбище Новодевичьего монастыря — вот куда переселяется старая цивилизованная Москва, которая не ушла, а осталась на месте; она, как и вся Россия, умирает без потомства, без наследия, не умирает, а начисто вымирает; единственно чему, может быть, можно радоваться, так это, что вместе со всеми вымирает и та интеллигенция, которая своими руками уготовала гибель России.