Синтия Хэррод-Иглз
Князек
С благодарностью С. , Т. , Дж. –
Книга первая
Волк
Глава 1
... Человек
Не властен в часе своего ухода
И сроке своего прихода в мир,
Но надо лишь всегда быть наготове.
В комнате на верхнем этаже Уотермилл-Хауса было тепло – влажный воздух был насыщен ароматами розмарина и ромашки, поднимающимися от ванны, стоящей перед огнем. Джеймсу Чэпему тоже стало жарко, особенно неприятно было шее – в том месте, где в кожу врезался, покалывая, крахмальный гофрированный воротник. Скосив глаза, он оглядел гладкий шелк своего камзола и шумно вздохнул.
– Не так тесно, Мэтью, – попросил он. – Иначе у меня просто ноги отнимутся.
Слуга по имени Мэтью, стоящий на коленях перед хозяином, затягивая шнурки около рюшей, окаймляющих короткие брюки у колен, оставался невозмутимым.
– Вы же сами просили, хозяин, затянуть потуже – чтобы все было гладенько. Если я не подтяну чулки, ваши икры не будут смотреться.
С одной из кроватей послышался радостный смех – там восседал Джэн, шестнадцатилетний сын Джеймса, зашнуровываясь без посторонней помощи.
– Туше! Туше! – вскричал Джэн. – Он задел тебя за живое! Укусил за больное место! Твое тщеславие...
Джеймс осторожно повернулся, чтобы посмотреть на мальчика – ноги остались неподвижными, да и шеей пошевелить он толком не мог: высокий стоячий испанский воротник не позволял подобных вольностей.
– Ничего подобного, – он пытался выглядеть суровым. – Я совершенно лишен тщеславия, дитя мое, – да будет тебе известно.
– Да, папа.
Конечно, папа. Гнев твой заставил меня вострепетать. – Джэн спрыгнул с кровати и преклонил колена перед отцом жестом потешной покорности. – Не соизволишь ли ответить на невиннейший вопрос?– В чем дело? – Джеймсу с трудом удавалось сохранять на лице выражение суровости. Как же трудно это было – особенно глядя на прелестное смеющееся мальчишеское лицо! Джэн, со своей густейшей копной черных кудрей, темно-синими глазами и озорным, правильно очерченным лицом, был прелестен. Очарованию его не могли противиться людские сердца, как не могут противиться волны моря притяжению луны во время приливов.
– Если ты лишен тщеславия, отец, то почему же ты купил новый камзол специально для этого случая? Ведь всего три месяца назад ты приобрел в Мидсаммере полный гардероб!
Джеймс снова вздохнул и медленно повернулся в сторону другой кровати, около которой стояла жена. Ее горничная Одри усердно и неторопливо зашнуровывала ей манжеты.
– Дорогая моя! И ты позволишь, чтобы меня так травили в моем же собственном доме?
Нанетта поглядела на него и расхохоталась.
– Ну разумеется, нет! Стыдись, Джэн! Да разве отец тщеславен? Ты же знаешь, он терпеть не может новой одежды, а бороду сбрил только лишь для того, чтобы угодить королеве.
Мэтью расплылся в улыбке и прошептал:
– Бесполезно, хозяин, – отсюда помощи вам не дождаться.
Джеймс выглядел раздосадованным:
– Ну, Нэн, ты же знаешь, я сбрил ее потому, что...
– Потому что она была седая, и ты не хотел выглядеть старше своих лет, – безжалостно заключила Нанетта. На лице Джеймса появилась смущенная улыбка. Нанетта подошла к нему, подняла руку со все еще незашнурованным рукавом и нежно провела ладонью по его гладкому подбородку: – Ты очень красив, дорогой мой, – своими синими глазами и озорной усмешкой она сильно походила на Джэна, и невозможно было поверить в то, что это не родная его мать. – И тебе очень идет быть чисто выбритым. И ты просто великолепен в этом черном испанском камзоле. Ох, боюсь, что я снова без ума от тебя...