М. БАСИНА
СКВОЗЬ СУМРАК БЕЛЫХ НОЧЕЙ
М. БАСИНА
СКВОЗЬ СУМРАК
БЕЛЫХ НОЧЕЙ
Документальная повесть
ЛЕНИНГРАД
«ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
8Р1 (092)
Б 27
Оформление Г. Губанова.
Натурные фотографии Б. И. Смелова.
©ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА», 1979 г.
Б 56(р1— 79
М101(03)—79
Накануне отъезда
Ф едору впервые в жизни предстояло совершить столь длительное путешествие. Когда же ему исполнилось десять, отец его — штаб-лекарь До десяти лет он из родной Москвы никуда не выезжал. Михаил Андреевич Достоевский — купил в Тульской губернии малень кую деревеньку. С той поры мир, окружавший Федора, несколько рас ширился — начали ездить весной в Даровое.
Мальчик любил эти поездки, ждал их с нетерпением. Дорогу про делывали за два дня в собственной поместительной, как дом, кибитке, которую приобрели у купцов, возивших в ней товары на ярмарку — «к Макарью». И на своих лошадях. За кучера брали мужика Семена Широких, считавшегося лучшим «наездником», знатоком и любителем лошадей.
Эти поездки приводили Федора в восторженное состояние. С раз решения папеньки он устраивался рядом с Семеном и с высоты облучка жадно и неотрывно глядел на дорогу, на новые места, простиравшиеся вокруг. На каждой остановке спрыгивал, чтобы обежать окрестности. И на его бледном веснушчатом лице от радостного волнения проступали пятна румянца.
Так бывало в детстве. А теперь? Хотелось ли ему отправиться в Петербург? Хотелось. Они с братом Михаилом рвались к новой жиз ни, несмотря на то, что карьера военных инженеров, которую избрал для них папенька, мало что говорила их уму и сердцу. Михаил сочинял стихи, Федор пробовал писать прозой. Но отец считал «бумагомара ние» занятием пустым и неверным; иное дело — военный инженер.
И все же юношей манил Петербург. Со смертью маменьки семей ственная жизнь утратила для Федора всякую привлекательность. Дом их осиротел, опустел, и вскоре — так складывались обстоятельства — его все равно предстояло покинуть.
Семья другого лекаря поселитсяМ. А. Достоевский, отец писателя.
Пастель Попова. 1823 г.
в их тесной квартире во флигеле Мариинской больницы, другие дети будут спать в темной, отгороженной от передней комнате, где спали они с Мишей, с тех пор как помнят себя.
После недавней смерти маменьки папенька чуть ума не решился. Няня Алена Фроловна шепнула, что отец нехорош: разговаривает, кш< с живой, с покойницей Марией Федоровной, долго ли до беды.
Михаил Андреевич действительно оказался на грани безумия. Он и при жизни жены часто хандрил, пребывал в угрюмом и раздражи тельном расположении духа, а ныне, оставшись один с семью детьми, из которых младшей, Сашеньке, едва минуло полтора года, совп»м потерялся.
М. Ф. Достоевская, мать писателя.
Пастель Попова. 1823 г.
Он не роптал, лишь вопрошал мучительно: «Каюсь, господи, — грешен. От тебя не таюсь. Не однажды одолеваем был бесом сребро любия и гордыни. Но дети, ангельские души, невинные младенцы... За что они лишены попечительнейшей из матерей?»
Только теперь в полной мере осознал Михаил Андреевич, чем была для него покойная жена, что он потерял со смертью ее. Добрая, жизне радостная, общительная, Мария Федоровна одна в целом свете горячо любила своего угрюмого мужа, ценя то хорошее, что открывалось ей в нем. Жилось с ним нелегко, но она жалела его, старалась успокоить, ободрить, отвратить от вечно мучивших его подозрений и предчувствий. «Да скажи мне, душа моя, — писала она Михаилу Андреевичу из деревни, — что у тебя за тоска такая, что такие за размышления груст ные и что тебя мучает, друг мой. У меня сердце замирает, когда вообра жу тебя в таком грустном расположении. Умоляю тебя, ангел мой, боже ство мое, береги себя для любви моей, вспомни, что я хотя и в разлуке с тобою, но боготворю, люблю тебя, единственного моего друга, более моей жизни. Дети нас любят и мы счастливы ими, чего же нам боль ше — богатства? Да составит ли оно наше счастье? Друг мой, умоляю тебя, отбрось все печальные думы... »