Сьюзи Макки Чарнес
Слушая Брамса
Наш корабль битком набит существами со странными глазами и морщинистой, покрытой мелкими чешуйками кожей они напоминают ящериц, вставших на задние лапы. Кожа у них сероватая, зеленоватая, а подчас и синеватая. Лица вроде бы гладкие, никакой растительности, да и вообще все черты сглажены, будто выутюжены. Первые, с кем я встретился, носили парики, вечерние платья и муаровые, увешанные медалями ленты через плечо. Я расхохотался, не будь так ошеломлен, а теперь мне не до смеха. Как только они посчитали формальности исчерпанными, то переоделись в комбинезоны. А я поневоле жду, что вот-вот разойдутся молнии на комбинезонах, а затем и на костюмах ящериц, и наружу выберутся нормальные люди. Мне все чудится, что это шутка, которая рано или поздно кончится.
Они говорят по-английски, одни с акцентом, другие без, но все с придыханием и очень тихо — во всяком случае, когда обращаются к нам. Возможно, это из-за того, что в их словах содержится ужасный смысл. Они говорят, что Земля спалила себя дотла — именно потому мы и не получили сигнала к пробуждению и по-прежнему пребывали в «морозилке», когда они нас обнаружили. Чендлер им верит, Росс — нет. Что думают другие, не ведаю — их просто еще не разморозили.
Сижу у иллюминатора и гляжу на Землю, какова она ныне. Знаю, что ящерицы говорят правду, и все-таки поверить им полностью не в силах. По большей части, мне чудится, что я умер или, по крайней мере, сплю.
Главную ящерицу зовут Капитан Полночь. Это самец, и он говорит что отдает себе отчет в несоответствии избранного имени и звания, ему нравится, как это звучит.
По-видимому, на своей родной планете ящерицы принимают разнообразные земные передачи, радио и телевизионные, и без стеснения заимствуют из них все, что им понравится. Например, имена. Все равно когда я смотрю на них, то задаю себе вопрос, в здравом ли я уме. Нет, помешательство было бы непозволительной роскошью; каково тогда изо дня в день общаться с созданиями, которые словно сбежали из мультяшек Уолта Диснея?
Ящерицы возвращают нас к жизни поодиночке, стараясь предотвратить новые попытки вскрыть себе вены.
Гляжу в иллюминатор на то, что осталось от Земли; разговоры скользят мимо, не задевая меня. Оказывается, мы даже не можем ничего достать с поверхности планеты. Еще хуже: я не способен извлечь что-нибудь из собственной души. Могу лишь глядеть в иллюминатор, пропуская разговоры мимо ушей. Может, я все-таки мертв?