ИГОРЬ ГОРАНСКИЙ
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
МАНОЭЛА ДОС САНТОСА ГАРРИНЧИ
С легким сердцем я оставляю людям
вот этот мяч, зеленое поле, голы и
солнце. Играйте в футбол, люди добрые! ПРЕДИСЛОВИЕ
В апреле восемьдесят первого я оказался в Гетеборге на хоккейном чемпионате. Зал, где
с шипением резали лед, сухо похрустывали клюшки, трещали борта, глухо сталкивались тела,
находился в двух шагах от стадиона «Уллеви», заколдованного тишиной и ожиданием. Улицы
были сухими, чистыми, полными солнца, попадались афиши, оповещавшие, что в ближайшее
воскресенье по всей Швеции - открытие футбольного сезона. Я вздыхал, шагая на работу в зал
мимо запертого стадиона. Искушение томило душу. И все-таки я ускользнул от своих
спецкоровских обязанностей. Не простил бы себе, не сделав этого... Медленно шел вдоль высокой трибуны с ребрами скамеек, отыскивая те, где в пятьдесят
восьмом располагалась ложа прессы. Ноги сами принесли, озираться и примериваться не
пришлось. Сел там, где сидел без малого четверть века назад. И в памяти двинулся, поплыл матч
чемпионата мира нашей сборной с бразильцами. Воображение немедленно предложило Гарринчу. Вот здесь, на этой полосе, именуемой
правым флангом, совсем рядом, под скамьями прессы, он мелькнул с одиннадцатым номером на
спине. Крадучись приближался с мячом к защитнику, тот пятился как загипнотизированный. Вдруг бразилец склонился влево до самой травы, словно подстреленный, а когда защитник,
поверив, сделал шаг в ту же сторону, неуловимо быстро выпрямился и справа пронесся к воротам. Штанга басом загудела, потрясенная ударом мяча.
С этого эпизода начался тот знаменитый матч. Знаменитый тем, что впервые на
чемпионате в состав были введены Пеле, Гарринча и Зито и сборная Бразилии счастливо нашла,
отобрала всех тех, кто покорил мир едва ли не идеальной игрой и кому вскоре досталась Золотая
богиня. Замечу, что и в истории советского футбола матч остался примечательным. Наша
команда, впервые выехавшая на мировой чемпионат, проиграла противнику, какого прежде не
знала, невиданной силы, тем не менее, достоинства своего не уронила, неловкости за нее
испытать не пришлось. Ради точности обязан сказать, что имя Гарринча услышал за день до матча при
любопытных обстоятельствах. В прохладном полуподвале отеля в Хиндосе наша команда собралась на установку. Тренер Г. Качалин излагал план игры, назвал вероятный состав противника, внушал футболистам,
как им следует противостоять тому или другому бразильцу. Когда собрание близилось к концу,
кто-то из команды вопросительно произнес: «А Гарринча?»
Я уже повидал бразильцев во встрече с англичанами, игрока с таким именем там не
было. Имя мне ничего не говорило, и я, скорее всего, пропустил бы его мимо ушей. Но уж
слишком затянулась пауза, словно вопрос был бестактен, не к месту. Смысл же ответа был таков:
не надо ломать голову, не появлялся он в первых двух матчах, бог даст, не появится и завтра. Долгая, трудная пауза и заставила меня после пуститься в расспросы. Выяснилось, что
Гарринчу видели в игре московские динамовцы, недавно ездившие в Южную Америку, и у них
создалось впечатление, что наблюдать за ним с трибун гораздо приятнее, чем встретить его на
поле.