Анатолий Онегов
Вода, настоянная на чернике
Ловить рыбу на таежных озерах просто. Две удочки: одна полегче – на окуня и плотву, другая потяжелей – на щуку – вот и вся снасть, с которой рыбак отправляется на промысел. Щуки хватают живца тут же, у лодки, утаскивают в глубину берестяной поплавок, отчаянно сопротивляются, а потом покорно вытягиваются у тебя под ногами тяжелыми оранжевыми брусками. Окуней обычно ловишь на червя. Попавшись на крючок, окуни кидаются из стороны в сторону, а потом в лодке долго возятся, поблескивая на солнце зелеными и голубыми боками.
Зеленые окуни были толстыми, жирными рыбами. Они жили в мелких, заросших заливах, подолгу копались в торфе, выискивая самый непотребный корм, и ловить этого зеленого окуня можно было всегда на любую насадку. Зеленые окуни были ленивыми болотными рыбами, и уха из них никогда не казалась такой же прозрачной, как из голубых окуней.
Голубые окуни представлялись мне гордыми и быстрыми рыбами. Они жили на глубине, среди камней, и даже на поиски пищи никогда не заходили в мелкие, заросшие заливы. Голубые окуни никогда не сдавались без боя. И трудно было найти, а когда и удавалось пересечь путь отважной стае, то встреча с ней длилась всего несколько минут…
Воду, которую избрали себе голубые окуни, рыбаки называли легкой. Такая вода хранила свежий запах черники и приносила уставшему человеку бодрость. Скорей всего это была даже не вода, а крепкий настой ягодного листа.
Этот настой можно было согреть на костре и долго пить вместо чая.Запах черники приходил к озеру от таежных ручьев, что незаметно пробирались по угрюмым еловым островам. Это были неглубокие ручьи. Они с трудом находили себе дорогу среди корней деревьев и тяжелых замшелых камней, как-то попавших в тайгу, и совсем не были похожи на те медленные ручьи-каналы, полные воды, что лениво выползали из моховых болот.
Я любил останавливаться около таких сонных каналов, подолгу держать во рту глоток теплой воды и узнавать в нем залах ягодного болота.
Вода в таком ручье была мягкой на вкус и всегда напоминала о летнем солнце и золотых реденьких сосенках. Вокруг сосенок резными островами стелились листья морошки и горели гроздья горячей брусники. Под ягодным листом таинственно покачивался мягкий торф… И, может быть, этот непрочный торф да еще светлый уют теплого ягодника и были виноваты в том, что вода мохового болота никогда не оставляла после себя крепкой свежести.
Зато ручей, пробиравшийся среди еловых корней, был чист и ясен. Ты, не задумываясь, черпал эту воду, пил ее, плескал на лицо, лил на голову и шел дальше, тут же забыв случайный ручеек. Но что-то оставалось в тебе после этой встречи, что-то незаметно снимало усталость, и уже потом, далеко от ручья, тебе вдруг хотелось вернуться обратно и, присев на корточки, долго вглядываться в эту таежную воду, будто ожидая встречи с тайной.
Но ручеек уходил к озеру своей дорогой, я шел иной, шел, теряя и снова находя узенькую тропку.