ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Приемная в королевском дворце. Справа и слева — два письменных стола, поставленных таким образом, что между ними остается много свободного места. Перед каждым столом кресло для посетителей. Посредине задней стены — дверь. Часы показывают начало двенадцатого; видно но освещению, что дело происходит ясным солнечным утром. Семпроний, щеголеватый и еще сравнительно молодой, сидит в профиль к зрителю за столом слева и разбирает королевскую почту. Памфилий, более пожилой, сидит за столом справа, тоже профилем к зрителю, и, откинувшись в кресле, читает утреннюю газету, которую он взял из лежащей перед ним объемистой пачки. Некоторое время оба молча занимаются своим делом. Затем Памфилий откладывает газету и, пристально поглядев на Семпрония, начинает разговор.
Памфилий. Кто был ваш отец?
Семпроний (удивленный). А?
Памфилий. Кто был ваш отец?
Семпроний. Мой отец?
Памфилий. Да. Кто он был?
Семпроний. Ритуалист.
Памфилий. Не о том речь. Меня не интересует его религия. Меня интересует его профессия. II его политические взгляды.
Семпроний. Он был ритуалист по профессии, ритуалист в политике, ритуалист в религии — неистовый, страстный, твердолобый ритуалист с головы до ног.
Памфилий. Иными словами, он принадлежал к духовенству?
Семпроний. Ничего подобного. Его специальностью была организация парадных зрелищ.
Он устраивал карнавальные шествия, торжества по поводу избрания лорд-мэра, военные смотры, массовые процессии и тому подобное. Он был распорядителем двух последних коронаций. Благодаря этому я и получил место во дворце. Все члены королевского дома отлично его знали: он ведь находился за кулисами, вместе с ними.Памфилий. Находился за кулисами и тем не менее верил в реальность королей!
Семпроний. Да вот, представьте. Верил от всей души.
Памфилий. Несмотря на то, что он сам изготовлял их?
Семпроний. Именно. Что ж, по-вашему, пекарь, который сам выпекает священные облатки, не может искренне верить в святое причастие?
Памфилий. Никогда не задумывался над этим.
Семпроний. Мой отец мог бы зарабатывать миллионы в театре или в кино, но он об этом и слышать не хотел, потому что на сцене и на экране изображается то, чего на самом деле никогда не было. Он еще мог согласиться на постановку крестин Елизаветы в «Генрихе VIII» Шекспира, поскольку они действительно происходили когда-то. И потом тут все-таки празднество в честь царственной особы. Но оформлять какой-нибудь романтический вымысел — это уж нет, ни за какие деньги.
Памфилий. А вы никогда не спрашивали, что он в глубине души обо всем этом думает? Хотя едва ли: отцу не задают вопросов личного свойства.
Семпроний. Дорогой Пам, мой отец вообще никогда не думал. Он даже не знал, что значит думать. Впрочем, это мало кто знает. Он умел смотреть — да, да, попросту смотреть обоими глазами; и у него было своеобразно ограниченное воображение. Понимаете, он не способен был вообразить то, чего никогда не видел; но уж то, что он видел, легко становилось в его воображении и божественным, и священным, и всеведущим, и всемогущим, и непреходящим, и наделенным всеми самыми невероятными качествами, — было бы только блеску побольше да погромче бы звучал орган или гремела медь полковых оркестров.